Николай Кузьмин - Меч и плуг [Повесть о Григории Котовском]
- Название:Меч и плуг [Повесть о Григории Котовском]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Политиздат
- Год:1976
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Кузьмин - Меч и плуг [Повесть о Григории Котовском] краткое содержание
Н. Кузьмин в своем творчестве не раз обращался к художественно-документальному жанру, однако историко-революционная тематика впервые нашла свое отражение в его новой повести «Меч и плуг». Герой ее — легендарный комбриг, замечательный военачальник гражданской войны Григорий Иванович Котовский.
Меч и плуг [Повесть о Григории Котовском] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Это не хозяин, — Котовский, сдерживая бешенство, цедил слова и не позволял Мартынову отвести взгляд, — это бандит. А хозяин ждет. Может быть, уже ищет.
— Ну, если объявится… — с ложной готовностью уступил Мартынов.
— Объявится! — пообещал комбриг. — Отдай коня начхозу, понял? И смотри, я тебя знаю — сам проверю.
Мартынов сразу скис, с сожалением провел рукой по лошадиной шее.
— Слазь, слазь, — поторопил его Котовский. — Что, сам не понимаешь?
— Да понимаю, Григорь Иваныч. Как не понять? А все ж таки жалко!
По распоряжению комбрига всех коней, отбитых у бандитов, согнали в село Рождественское. Хозяева, у кого антоновцы позабирали рабочих лошадей, могли туда явиться, узнать своих и получить их обратно.
В Шевыревке о приказе Котовского узнали в конце дня и засомневались: а нет ли здесь какого обмана? С какой стати отдавать то, что захвачено в бою?
Брат Емельяна, Степан, не стал дожидаться утра и отправился в Рождественское на ночь: невтерпеж. Отговорить его Алена не смогла. Всю ночь потом она не сомкнула глаз и прислушивалась: не едет ли? Степан вернулся счастливый. Свою лошаденку он отыскал и привел домой.
— Эх вы, хозяева! — кряхтел он, устраивая донельзя отощавшую конягу в сарай. — Ее на дрова испилить…
— Руки есть, рук не жалко, выходим, — проговорил Емельян, наблюдая тихую хозяйскую радость брата. Съездив в Рождественское, Степан будто ожил. Лошадь — она всему хозяйству основа. Кроме того, Степан считал, что, если возвращают лошадей, значит и с новым налогом не будет никакого обмана. Как Ленин сказал, так и выйдет.
Он рассказывал, что народу за лошадьми понаехало — гибель. Ну, известно, кому удача, кому нет. На обратном пути Степан разговорился с мужиком из деревни Холмы, тот жаловался, что уцелевшие после Бакур бандиты позабыли всякую совесть: «Разгасились на человеческую жизнь — никакого уему нет».
— Наши будто шалыганят, миловановского парня видели.
— Шурку? — удивился Емельян. — Все еще живой, выходит?
— Говорят, о доме соскучился. Не завернул бы.
— Пускай бы завернул! — У Емельяна сами собой сжались кулаки. — Уж мы бы его встретили!
Он вышел из сарая и увидел Кольку. Праздно скрестив на груди руки, Колька наблюдал, как в соседнем дворе ребятишки играли в «расстрел». Тот, в кого «стреляли», опрокидывался навзничь и шибко раскидывал руки. Кольке хотелось сделать замечание, что убитый человек валится совсем не так, однако вмешиваться в ребячьи игры не позволяло достоинство. «Мелкота… — презрительно думал он. — Ничего еще не видели».
Емельян спросил его о Зацепе, Колька сказал, что Семен с самого утра уехал в поле, — там вместе с крестьянами на покосе работали и гарнизонные бойцы.
— Вернется, пусть зайдет, — наказал Емельян и ушел в ревком.
Новость о Шурке Милованове отбросила его к страшным дням, когда деревня оказалась залитой кровью. Стольких людей сразу лишились! Теперь их не вернешь. А они сейчас вот как нужны!.. Емельян хотел посоветоваться с Зацепой: неужели и такому вот, как Шурка, если он явится добровольно, тоже выйдет полное прощение? Нет уж, с кого, с кого, а с Шурки-душегуба спросить не грех. Он, паразит, о себе здесь хар-рошую память оставил! Не забудется вовеки. Ребятишки малые подрастут и все время будут помнить…
Занимаясь делами, Емельян нет-нет да и вспомнит Шурку. В конце концов он решил, что Шурка едва ли согласится на добровольную сдачу, — слишком велики грехи у парня. Но тоска одичавшего в лесу бандита о доме рано или поздно заставит его сунуться в деревню. Значит, до тех пор, пока этот волк живой и на воле и думает о доме, покоя Шевыревке не знать.
Бойцов, назначенных в поле, Семен застал за работой. Рядом Иван Михайлович Водовозов устало махал косой, а Настя, замотав лицо платком, гребла и ворошила валки сохнущей травы.
Сухой июньский полдень истекал неторопливо, туманился от зноя луг, над кромкой синеющего леса стояли и не двигались высокие громады белых облаков. Аппетитно вжикали отточенные косы, под ноги валились полукружия спелой настоявшейся травы.
К исходу дня в поле появился Герасим Петрович Поливанов, увидел своих распоясанными и за работой и несколько минут сидел в седле, согнувшись больше обычного. Что ему напомнила картина дружно опустошаемого луга? Свою далекую спаленную избу, зеленую делянку, выкашиваемую в шесть мужичьих, незнающих усталости рук?
Недалеко маялся Милкин, работал как из-под палки. Герасим Петрович слез с седла, пихнул Милкина в плечо.
— Дай-ка… Да дай, тебе говорят! Косарь тоже…
Трава стояла высокая, густая, невпрокос. Оживая за работой, старик чувствовал, как надоели телу военные ремни, тяжесть шашки, кобуры с наганом или карабина наискось спины. Примерно через час, припотев и обсыхая, Герасим Петрович чиркал бруском по затупившемуся жалу и кричал Зацепе (тот вместе с Аленой, хозяйкой, где стоял постоем, перетряхивал траву граблями):
— Благодать-то, а? Прямо Христос босиком по душе!
Вечером решили в деревню не возвращаться, переночевать здесь, в свежих копнах. Алена кинулась готовить ужинать, затеребила привезенные из дома узелки.
Емельян и Колька, приехавшие из деревни, застали всех за едой. Сидят, вытянув ноги по земле, надкалывают яички, прихлебывают из бутылок с молоком.
— А мы уж думали, что случилось! — объяснил Емельян, тоже присаживаясь под копну. — Подождали, подождали — нету. Поехали-ка, говорю, глянем…
Раздвинулись, дали им с Колькой место. Алена старалась пододвигать куски получше Зацепе с Колькой, — свои- то не обидятся! Семен с Колькой видели ее старания и голода не выказывали. «Да ну… чего там!» Последнее очищенное яичко так задвигали, что его хоть выбрось.
Покос провели быстро, бойцы помогли свезти сено в деревню, сметать на повети. Разохотились люди на работу!.. Несколько дней выдалось пустых — некуда себя девать. Жалея Емельяна, день-деньской не вылезавшего из своего ревкома, Алена послала мужа звать его обедать. Так всю жизнь просидит!
В ревкоме Степану бывать еще не приходилось; бывал он здесь раньше, при Путятине, когда прижимало наниматься в батраки, но тогда его дальше порога не пускали. Теперь дом стоял нараспашку — заходи любой… Емельян сидел за столом и, растопырив локти, писал. Над его головой, в простенке, прилепленный хлебным мякишем, висел вырезанный из газеты портрет Ленина — выпросил на прощанье у Борисова. Ленин на портрете был в простецкой рабочей кепочке, смотрел искоса и вниз, словно измерял на глаз, способен ли председатель деревенского ревкома на что-либо путное. Емельян мучился, сочиняя обращение к народу. Ему хотелось, чтобы слова с бумаги прозвучали вслух во много раз лучше написанного.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: