Вячеслав Усов - Цари и скитальцы

О многом приходится гадать. Но кажется правдоподобным, что именно тогда князь Воротынский решил судьбу Василия Грязного. А может быть, он ещё раньше угадал желание государя избавиться от утомительно болтливого свидетеля опричных дел. Можно, конечно, видеть в том, что вскоре произошло с Грязным, военную случайность. Только уж очень вовремя она случилась. И как Скуратов не лез под пули, пока был нужен государю, так и воеводы южных городков не ездили с малыми отрядами под носом у татар. По Уставу пограничной службы даже головы сидели в крепких местах.

Вскоре из Серпухова в Донков пошло Василию Грязному подкрепление. Рисковые, неглупые ребята на уносчивых конях.

Иван Васильевич намечал многие дела, осуществлённые через столетия. При нём Россия на них надорвалась.

В июне 1573 года он обсуждал с посланником Империи возможность объединения России и Литвы.

Посланник прибыл в Россию потому, что летом умер король Литвы и Польши Сигизмунд. В Литве заговорили об избрании московита на опустевший трон. Склонялись к царевичу Фёдору, но и сам Иван Васильевич не исключался. Поляки, однако, пожелали короля из Франции — Генриха Валуа. Германский император через посланника призвал Ивана Васильевича к союзу против французов и турок с тем, чтобы королём Польши избрали его сына, а Литва отошла к России.

Но вскоре из Литвы прибыли Воропай и Тарановский. Они сказали: «К нашему сожалению, сейм не избрал тебя, великий государь, поскольку ты так и не прислал послов... Ждать больше стало невозможно, в Варшаве собралось сто тысяч человек, нельзя было достать ни мяса, ни овса. Но королю Генриху назначен срок приезда — день Святого Мартина. А ехать далеко, через немецкие земли...» День Мартина отмечался одиннадцатого ноября.

Посланник императора был отпущен с грамотой, в которой между прочим Иван Васильевич возмущался Варфоломеевской ночью: «Христианским государям пригоже скорбеть, что такое бесчеловечие франкский король над стольким народом учинил и столько крови без ума пролил». О Литве сказано: «Мы все будем стараться, чтобы Польская корона и Литва не отстали от наших государств. Мне всё одно, мой, твой ли сын сядет на престол». Отчего-то многое в то лето было Ивану Васильевичу всё равно.

Старость? В августе ему ударит сорок три.

В тайной приписке Колычев намекнул немцам, что Генриха неплохо перехватить в дороге. Осталось непонятным, как Тарановский выведал об этом. Наметился негромкий дипломатический скандал. Василий Иванович решил прощупать ближнее окружение государя: утечка сведений на высшем уровне ставила под угрозу все его усилия.

В секреты государя были посвящены Бельский, Годуновы, лекарь Елисей.

Иван Васильевич долго не выезжал из Новгорода. Свежее северное лето было полезно при его вялости, усугублявшейся тревожной холодностью тела. Прежде с ним такого не случалось.

Царица Анна уехала в Москву. Иван Васильевич мнительно испытывал себя — соскучится ли он по её привычным ласкам. Особой скуки не было.

В августе двор переехал в Москву и Слободу. Иван Васильевич снова стал часто видеться с женой по вечерам, обычно после ужина, во время развлечений перед сном. О развлечениях заботился Дмитрий Иванович Годунов. Его люди разыскивали глумцов и бахарей-сказителей, певцов из басурманских стран. Анна с боярынями слушала их через занавеску. Толмач переводил Ивану Васильевичу песни о любви:

«На пороге смерти исполняю обет у священной реки, а несытые очи всё тянутся к кустам прибрежным...»

Индус пел о спадающих браслетах и о девице, обнимающей во сне саму себя. За занавеской слышался изумлённый, мгновенно подавляемый кашлем смешок. Изредка — вздох.

«С разлукой любовь уходит, от частых встреч уходит, от болтовни соседей и просто так уходит».

Ивану Васильевичу было жаль себя и Аннушку.

Бабий голос певца будил нестойкие желания. В спальню жены Иван Васильевич шёл по зову не столько тела, сколько разума. Ради приличий и упрямства. Царица коротала одиночество со своей новой любимицей, боярышней Васильчиковой, тоже Анной. Её ввела к царице княгиня Тулупова, мать государева любимца. При появлении государя Васильчикова уходила, всегда как-то не по-уставному, простецки тряхнув косой. На её русой голове была по-девичьи завязана голубая лента. Иван Васильевич следил, как лента пропадает в темноте сеней, потом присаживался к Анне.

Однажды он заметил, что мысленное видение голубой ленты в темноте, пронизанной лампадным огоньком, способствует любви вернее, чем ухищрения жены. И если он шептал: «Аннушка, Аннушка», — сам плохо понимая, чьё имя произносит, этой или той, ушедшей, всё получалось хорошо, как в молодости. Жена, конечно, разрушала мечтание, ласкаясь запоздало и навязчиво, бормоча что-то о ребёночке, которого всё нет и нет. Иван Васильевич уныло бормотал, что он вон каких сынов родил с Анастасией, и торопливо искал под лавкой шитые жемчугом, щекочущие пятку туфли.

Лекарь Елисей Бомель рассказывал, что спады и подъёмы суть свойства всей живой природы. Звери не ищут любви большую часть года, только человек напрасно понуждает и разжигает себя. Холодность тела — естественное желание отдыха, тем более что государь уже не отрок.

Елисей вкрадчиво заговорил о снах. Они показывают истинную силу, здоровье и болезнь. Пусть государь припомнит, являлись ли ему во сне суккубы и инкубы?

Кто это? изумился Иван Васильевич. — Не бесы ли?

Он угадал. Бесы, по представлениям научным, невидимо живут среди нас в некотором пространстве, подобном мистическому четвероугольнику на древних образах: он врезан в мир видимый, но заключённые в нём существа невидимы людям. Во сне бесы являются под видом женщин (инкубы) и юношей (суккубы). У немцев разработана более дробная классификация, Россия в этом отношении отстала.

Иван Васильевич припомнил, что в Новгороде ему действительно являлись и суккубы, и особенно инкубы. Примерно через неделю после отъезда Анны был сон, заставивший Ивана Васильевича дольше обычного молиться утром.

— Ты, государь, здоров, — заключил Бомель. — Любовь увяла, а не ты.

Он знал, что не разгневает государя.

Влияние Елисея многие объясняли чародейством. Чары науки, западных знаний и заблуждений действительно влияли на любознательного и суеверного Ивана Васильевича. Бомель рассказывал о звёздах и магических свойствах камней, о ядах и противоядиях, но ничто не увлекало так Ивана Васильевича, как космографические беседы о беспредельности Земли.

Рассказы Елисея о новых странах за морями казались чудесней сказок бахарей. Он много говорил о Новом Свете. Его открыл некий Христофор, что значит «Светоносный», затем туда ходил немчин Веспуций, прозванный Аммериком по имени острова, открытого им. В Аммерике родится жемчуг с голубиное яйцо и живут люди камбаллы, подобные собакам, которые «хватаючи, едят». На одном острове люди имеют уши столь длинные, что они висят до плеч. Испанцы, по словам Елисея, захватывают каждый год куски земли, величиной с саму Испанию. Они находят там золото и серебро и набивают ими трюмы каравелл, отчего католический король — самый богатый в мире человек. Благодаря богатствам Испания и католические страны скоро разобьют Англию и станут владыками морей. По мнению Елисея, союз с Елизаветой Английской не принесёт России ничего, кроме вреда.