Борис Алмазов - Илья Муромец. Святой богатырь

– Да вроде Георгием, – сказал княжич недобро… – Но Ярослав я! – выкрикнул мальчишка. – Ярослав – это мое имя.

И воевода Илья Муромец увидел в синих глазах, в бледности лица мальчишки – Рогнеду. И кровь варяжскую – холодную, непримиримую…

«Вот она, крамола грядущая, – подумалось ему. – Не простит княжич Владимира, не простит никогда».

Ярослав, прихрамывая, повел бабушку к терему. Илья смотрел им вслед, и не стало в его душе радости. Ибо увидел он большие беды в державе новой, рожденной ныне.

Вечером факелы горели по улицам киевским, пели и гуляли новокрещеные русы и славяне. Но тихи и темны были кварталы еврейские и хазарские на Подоле киевском. Там крещения не приняли, и что принесет оно этим жителям киевским и подданным князя, не ведали, но боялись… Боялись погромов, обид кровных, боялись неизвестности…

Поутру несколько хазарских семей, погрузив детей и скарб на возы, подались в дальний путь к болгарам камским, державшим, как и хазары, закон исламский. Иудеи же пребывали в Киеве, ибо с падением Тьмутаракани бежать им стало некуда.

Однако большинство киевлян крестилось, искренне желая приобщиться к вере Христовой. В городе, который фактически уже давно был христианским, куда со времен Ольги бежали все гонимые в Хазарин и в степи христиане, где издавна были киево-печорские православные монахи, некрещеными оставались только русы, давно утратившие связь со своими предками иного, чем славяне, корня. После изгнания варягов они совсем «ославянились», то есть забыли язык старины и стали говорить на общем для Киевского княжества славянском языке.

Вероятно, среди крещенных Владимиром они составляли большинство. Поэтому понятие «Крещение Руси» сперва обозначало единственно – крещение потомков этого племени, но поскольку издавна они занимали ключевые посты в управлении княжеством и когда-то составляли большую часть дружины, то и территории, подвластные им, именовались Русью, хотя сквозь глубину веков смутно различается их племенная река Рось, – вероятно, район первоначального поселения этого племени. Так или иначе, но ко времени крещения и особенно после него княжество Киевское все чаще именуется Русью… Одни историки считают это племенным названием, другие – общим для скандинавов, живущих на юге: «рос», «руд» – красный, слово, применимое к южной стороне территорий, контролируемых викингами. Есть и иные версии. Важно, что с крещения исчезает племенное различие между степняками и киевлянами, ибо в то время вопрос, какой ты веры, означал и кто ты, и с кем ты.

Принятые во время крещения новые православные имена навсегда стерли границу, во всяком случае в документах, между русами и славянами. Не стало ни Фарлафов, ни Стемидов, не Третьяков, ни Первуш… а появились Федоры, Степаны, Тимофеи да Петры… Кто же они были по крови, уже никого не интересовало. «Мы от рода христианского», – отвечали дети разных племен, связывая с этим понятием прежде всего мирные свои труды, основой которых был труд землепашца. Потому и вытеснило новое слово «христианин» старое славянское «оратай» и явило его в понятии «крестьянин».

По весне, точно забыв все, что происходило в Новгороде при установлении культа Перуна, двинулся туда с дружиной Добрыня – крестить новгородцев. Сломленные борьбою с Добрыней еще несколько лет назад, новгородские язычники все же оказали яростное сопротивление христианизации. Совсем не по-христиански вымещая на них старые обиды, действовал Добрыня. Кровью и пожарами был отмечен путь его. Новгород был крещен, но не сломлен, и долго пришлось работать христианским проповедникам, чтобы загладить сотворенное Добрыней.

Киевские воеводы встали против принудительного крещения, понимая, что так недолго и войну религиозную в неокрепшем государстве начать. Поэтому насильно более никого в веру не обращали. И христианство медленно, но много быстрее, чем если бы его принимали не добровольно, пошло по Руси. Этому движению не могли помешать ни княжеские указы, ни дворцовые распри, ни сопротивление части славян, приверженных прежним культам и старым своим богам. Медленно и навсегда христианство завоевывало души и сердца, неся новую мораль, новое понимание справедливости, сплачивая разные племена и народы в единый народ.

– Печенеги! Печенеги! – Дозорный доскакал до секрета и свалился с коня. – Зажигай сигнал!

Костровый высек трясущимися руками огонь, запалил приготовленный и сухой, сберегаемый под попоной войлочной, сигнальный костер. Пламя пыхнуло, затрещал хворост. Костровой плеснул в огонь дегтя. Повалил черный дым. Два воина торопливо принакрыли дым попоной и, подсобрав, выпустили сигнальный клуб в голубое небо. Второй, третий… Они поднялись в седла, когда увидели, что по степи их сигнал подхвачен и передается дальше.

А степь уже гудела под кременными копытами печенежских коней. Шли орды крепких и жаждущих крови и грабежей воинов. Шел храбрый и жестокий степной народ. Шел на славянские селища, на городища русов, шел на только что принявшее крещение Киевское княжество. Шли орды язычников и мусульман.

– Печенеги! Печенеги идут!

Сорок лет не слышала степь такого грохота конных дружин. Со времен старой Хельги – регины русов – не наваливала такая напасть на правый берег Днепра.

Богато снаряженные оружием, прибывшим из Византии, сравнительно немногочисленные, но очень хорошо организованные, беспредельно храбрые и воинственные, печенеги смогли воплотить давнюю свою мечту. Пойти в поход на Киев.

Это была расплата за грабительский набег на Корсунь. Владимир, крестясь, думал, что опасность миновала и корсунцы мстить не будут. Они и не мстили, но маховик ответного удара, запущенный давно и умело, обрел инерцию, поднялся в ход, и теперь его нельзя было остановить. Оружие, полученное из Крыма, требовало применения. Сталь жаждала крови.

Если бы не тщательно продуманная и хорошо содержавшаяся пограничная степная служба Ильи, печенеги взяли бы внезапным набегом многие города, не успевшие затвориться. Сейчас их встречала оборона, пусть и недостаточно хорошо подготовленная. Поэтому, обтекая конными отрядами города и крепости, печенеги стремительно вышли к Днепру, переправились через него и вышли на Киев.

Осад не было. Города успели затвориться, и печенеги как стремительно пришли, так стремительно и откатились в степь. Но это была первая искра разгоревшейся многолетней войны, которая потребовала всех сил от молодого Русского государства. Страшная затяжная война, которая длилась с 989-го по 997 год. Прилагая неимоверные усилия, Киевская Русь вынуждена была создавать укрепленную границу, строить рубежи, каким стал Белгород, и проводить засечные линии на сотни километров. Годами держать оборону. И все же черноморские степи были для Руси потеряны.