Лев Дугин - Тревожный звон славы

Сергей Львович продолжал кивать.

— А не угодно ли вашей милости на гумно съездить, поглядеть скирды, складенные из своженного хлеба? — спросил Калашников.

Сергей Львович отрицательно качнул головой.

— Мне, Михайло, нужно одно, — сказал он строго, — чтобы всё было как положено. Понял? Ты понял?

— Я крещёный человек, барин, — ответил Калашников. — Вот вам Бог — правду говорю. Ныне год плохой, урожай — тоже. Молотам, а примолот неважный.

Сергей Львович сразу вскипел и перешёл на крик:

— У тебя каждый год так! Не позволю!

— Наш мужик бедный, — невозмутимо, хорошо зная своего барина, сказал Калашников. — Надобно делать опись: какая у кого скотина... Впрочем, как вашей милости будет угодно...

— Не позволю! — горячился Сергей Львович. — Да я тебя, пёс, сейчас за бороду отдеру!

— Я вашей милости покорный раб, — так же спокойно ответствовал Калашников. — Некоторых мужиков приказал наказать. Однако же Бог посетил нас скотским падежом, а сена были худые, да и соломы мало. Игнатка оброк не несёт, всё лето прохворал, а сын большой помер, так он нонешним летом хлеба не сеял, некому было землю пахать... Да и у каждых, почитай, недоимки, и просят господских лошадей. Да и с Филькой как прикажете...

Но Сергей Львович почувствовал утомление. Он сделал рукой слабый жест.

— Как вашей милости будет угодно, — сказал Калашников и, поклонившись, удалился.

И Надежда Осиповна утомилась и отдала шитьё девке, чтобы та докончила.

Летний день в деревне долог. Время тянется медленно. В Одессе к нему в номер гостиницы пришли бы Туманский, или Вигель, или Александр Раевский [52] Туманский Василий Иванович (1800—1860) — поэт, знакомый Пушкина. Вигель Филипп Филиппович (1786—1856) — чиновник Московского архива Коллегии иностранных дел, бессарабский вице-губернатор в 1824—1826 гг., тайный советник; знакомый Пушкина. Раевский Александр Николаевич (1795—1868) — сын Н. Н. и С. А. Раевских, полковник с 1817 г., в отставке с 1824 г., камергер с 1826 г., приятель Пушкина. ... И вот время собираться в театр — Никита уже готовил бы панталоны, фрак и туфли... В ландо, в каретах, на извозчиках съезжалось бы пёстрое и блестящее одесское общество!

...К вечеру из Тригорского приехали в колясках ближайшие соседи и друзья — семья Осиповых-Вульф. В доме Пушкиных сразу же сделалось шумно и тесно.

Семью возглавляла Прасковья Александровна — сорокалетняя, небольшого роста женщина, крепко сложенная, с выдвинутой вперёд нижней губой, энергичная и властная. Два раза судьба после двух замужеств обрекала её на вдовство, и все заботы о большой семье и немалом хозяйстве теперь лежали на ней.

— Знаем, знаем, ещё вчера проехала коляска, и мне доложили... Но, Боже мой, неужели прошло пять лет! — Прасковья Александровна оглядела Пушкина. — Вы были просто сосед, юноша, а сейчас... — Она обняла его. — Представляю счастье ваших родителей! — И она обнялась со своими друзьями-соседями.

Надежда Осиповна не удержалась и всплакнула. Сергей Львович в волнении прижал руки к груди.

С Прасковьей Александровной были сын от первого брака Алексей Вульф, дочери от первого брака Аннет и Зизи, племянница Нетти и падчерица по второму браку Алина Осипова [53] Вульф Алексей Николаевич (1805—1881) — сын П. А. Осиповой-Вульф от первого брака, близкий приятель Пушкина. Аннет — Вульф Анна Николаевна (1799—1857) — старшая дочь П. А. Осиповой-Вульф от первого брака, хорошая знакомая Пушкина. Зизи — Вульф Евпраксия Николаевна (1809—1883), в замужестве Вревская, — младшая дочь П. А. Осиповой-Вульф от первого брака, близкая приятельница Пушкина. Нетти — Вульф Анна Ивановна (1799—1835) — дочь И. И. и Н. Г. Вульф, племянница П. А. Осиповой-Вульф, знакомая Пушкина по с. Тригорскому и его приездам в Тверскую губ. Осипова Алина — Александра Ивановна (1808—1864), в замужестве Беклешова, — падчерица П. А. Осиповой-Вульф, знакомая Пушкина по с. Тригорскому. — целый цветник, шуршавший лёгкими разноцветными нарядами и щеголявший высокими причёсками.

Алексей Вульф — молодой человек с продолговатым лицом и бачками — ради смеха надел старинную форменную одежду дерптского студента: колет кирасирского покроя, длинные ботфорты со шпорами и рыцарский шишак. У старшей, Аннет, ровесницы Пушкина, лицо было румяное, с простодушным и доверчивым выражением; шелковистые локоны падали на её округлые плечи. Пятнадцатилетняя Зизи была резвушкой с высоким лбом, подвижным лицом и проказливым, полным любопытства взглядом. Алина держалась спокойно, строго, скромно, была похожа на статуэтку и, несомненно, всех затмевала. У Нетти — полной, не по возрасту расплывшейся — был какой-то странный, выжидающий взгляд исподлобья.

Пушкин соображал. Серьёзного конечно же ничего быть не могло: это не одесские дамы или портовые девы, а дворянские барышни. Флиртовать же, влюбляться, играть и выражать любовь захотелось, разумеется, с первого взгляда, с Алиной Осиповой, но он мгновенно заметил, как поглядывает она на молодого Вульфа. Зизи была слишком юна, Нетти странна; оставалось обратить внимание на старшую, Аннет.

Впрочем, его окружили со всех сторон. На него смотрели, как на какое-то чудо. Он был гений — и для них непостижим. А он, привыкнув к поклонению, лишь одаривал то одну, то другую барышню улыбками.

— Мы круглый год в деревне, — говорила Прасковья Александровна, — но от городских не отстали. Журналы, книги... И радовались вашим успехам. — И она опять обняла Пушкина.

Потом старики заговорили о хозяйстве и уездных новостях, а молодёжь уединилась в зальце.

Он разговорился с Алексеем Вульфом. Тот дважды в году, на рождественские и летние каникулы, приезжал из Дерпта в деревню к матери и сёстрам.

— Студенческая жизнь — какой-то пир дружбы, — рассказывал Вульф. — Правда, колония русских невелика — большинство прибалтийцев и немцев, — и я вступил в члены корпорации «Дерптский буршеншафт». И конечно, бурсатские пиры, полурусские-полунемецкие, — в общем, разгул вакханалий. Дуэли, — он показал на чуть заметный шрам возле виска. — У каждого на квартире палаши, рапиры, эспадроны, пистолеты... Что сказать о нашем университете? Он в одном разряде со всеми кадетскими корпусами. Профессора — не без достоинств — направляют ум на способы исследования и познания. Читают исторические, географические науки, логику, но офицеру-то, в общем, нужна математика. — Он собирался стать инженерным офицером. — А знаете, кто много о вас говорил? Языков [54] Языков Николай Михайлович (1803—1845) — русский поэт, хороший знакомый Пушкина. .

— Как! — воскликнул Пушкин. — Поэт Языков?

— Наш дерптский студент, мой приятель. О, он ищет многого, он хочет обыкновенную жизнь возвысить! Все, даже неприятели — а у кого их нет? — соглашаются в обширности его дарований.