Владимир Дружинин - Град Петра

Откуда взялся тот пилигрим? Доменико не мог сказать. Услышал вдруг глухое бормотанье, сверлившее спину. Обернулся — человек остановился, притих. Худой, нечёсаный, в изношенном рубище... сбычился, глаза скрывались за лохматыми бровями. Палка, оскользнув, угодила в зловонную лужу, обрызгала Доменико.

— Бог подаст, — произнёс он, порывшись в скудном запасе выученных слов. Всех, чающих милосердия, слишком много. Доменико ошибся. Бродяга не просил подаяния. Тыча палкой у самых носков иноземца, он бросал проклятия и плевался.

Да простит создатель невежду! Не обращать внимания, продолжать путь... Доменико ускорял шаг, однако преследователь нагонял его, сыпал злой, задыхающейся скороговоркой. Очевидно, один из противников царя Петра. Доменико слышал о них, — обрить себя не позволяют, привержены ко всему старому, крестятся двумя пальцами, иноверцев ненавидят.

Между тем храм ширился, заполняя поле зрения, и всё окружающее перестало существовать.

Случилось чудо. Некое сказочное зерно, лежавшее в московской земле, набухло, налилось соками, росток вырвался на поверхность и разветвился, вознёс к солнцу своё цветение. Как возник такой храм в мозгу зодчего? Что грезилось ему? Верно, райские кущи, запертые для рода людского в наказанье за первородный грех?

Радости простые выразил зодчий, вера его была наивна, в душе его жил народный праздник с его играми и плясками, вакханалия на лоне природы. В этих стенах, переливающихся всеми красками, немыслим священник, давший обет безбрачия, обличающий плотские соблазны.

Да, зодчий заступился за Адама и Еву, не осудил змия, указавшего им роковое яблоко... «Райские кущи, райские кущи», — повторял Доменико мысленно, опьянённый ликованием этой невиданной архитектуры. Он не оглядывался на бродягу, а тот не приставал больше, скорее всего ушёл. Внезапно какой-то металлический звук коснулся слуха. Бродяга крестился, кланяясь собору, два креста, висевшие на нём, медный и железный, сталкивались и звенели. Почувствовав на себе взгляд Доменико, уставился недоумённо. Что нужно чужеземцу? Внезапно сквозь дремучую бороду странника блеснула улыбка. Набравшись смелости, он тронул локоть Доменико.

— Любо? — уловил Доменико. — Любо?

Что это значит? Во всяком случае, неприязни нет и в помине.

— Белло, — сказал Доменико. — Белло.

Русское «красиво» вспомнилось потом. Тот загомонил ещё громче, движениями взлетающей птицы как бы обнял храм и прижал к груди. И снова спрашивал о чём-то... Доменико уже помышлял отделаться, как вдруг странник, глянув куда-то, отпрянул и растворился в толпе.

Два стражника в неуклюжих балахонах пустились за ним, толпа сомкнулась. Более никто не мешал архитектору. Он продолжал исследование постройки методично, сдерживая эмоции, — нужно же разгадать секрет очарования, которое только что соединило душевно его, иноверца, и этого русского скитальца, гонимого и измождённого.

В мозгу Доменико повторялись слова из трактата де Боса: «Талантливое произведение покоряет прежде всяких рефлексий». Но архитектор обязан разобраться трезво... Обходя собор кругом, вникая в детали, он находит чуть ли не все формы, ему известные, — колонну, витой столбик крыльца, арку, решетчатое итальянское окно — но в каком своевольном претворении! Автор, конечно, учился, он застал в Кремле мастеров, приглашённых из-за границы, — быть может, Антонио Солари [39] Солари Пьетро Антонио (ок. 1450—1493) — итальянский зодчий, с 1490 г. работал в России, участвовал в сооружении стен, башен (Спасская и др.), Грановитой палаты Московского Кремля. , родившегося недалеко от Астано. Это он строил Спасскую башню и делал на ней часы, он автор Грановитой палаты с её рустованным фасадом из грубо отёсанных, выпирающих каменных глыб. Создатель Троицкого собора поместил рустовку на главах поясками, отвергнув позолоту, сообщил им как бы вращение раскрученных волчков... А композиция казалась сперва статичной.

Русские кокошники... Их множество, они обнимают основания барабанов, одевают плотным чешуйчатым орнаментом центральный ствол храма — формы тоже чисто русской, шатровой. Кокошники... Видение нескромное посещает Доменико, прерывает холодный анализ. Пляски в Архангельске, у гостеприимного воеводы... Рослые дочери севера, кокошники и лёгкие, высоко взлетавшие сарафаны...

Фонтана сетовал: боярин мог бы предложить девушку на ночь. Что ему стоит! Живая собственность...

Войдя внутрь собора, Доменико заблудился в ломаной анфиладе приделов. Нет, это, в сущности, отдельные церкви, их восемь под одной крышей, примыкающих к большой, главной, — восемь помещений, пригодных для молитвенного уединения малого числа прихожан. На плане — лабиринт, символ хождения Христа по мукам, как считается в Европе, но придуманный язычниками. Что ж, здесь могла бы стоять статуя какой-нибудь богини плодородия...

Мысль кощунственная... Нет, творец собора был христианин, человек щедрого сердца. Он любил людей с их слабостями и всякую тварь земную, что растёт и размножается, — наверное, так, как святой Франциск из Ассизи [40] ...святой Франциск из Ассизи. — Франциск Ассизский (1181 или 1182—1226) — итальянский проповедник, основатель Ордена францисканцев, автор религиозных произведений. . Школа, которую зодчий прошёл, не иссушила его, он трудился столь же свободно, не подчиняясь канонам, как и тот венецианец, оставивший своему городу базилику святого Марка. За семь столетий никто не смог, не решился её повторить. Уникален и Троицкий собор. Там вспышка гения итальянского, здесь — русского.

От Альдо архитектор узнал, что собор Троицы имеет другое название — храм Василия Блаженного.

— К лику святых не причислен. А народ его чтит.

Василий был нищим проповедником, каких немало бродит и сейчас. Не боялся обличать бояр и самого царя.

В глазах Доменико собор стал ещё прекраснее.

Кавалер ван дер Элст захлопнул крышку клавесина и потёр натруженные пальцы. Из-за кулис на опустевшую сцену выбежала Мелузина, игриво улыбнулась ему, подобрала кусок русалочьей чешуи, оброненной во время действия, и исчезла. Гудели отодвигаемые скамейки, зрители расходились. Служители гасили свечи. Спектакль, начатый засветло, тянулся почти пять часов.

Актёрам принесли ужин — холодное мясо с чесноком, квас. Кавалер не сел с ними, жильё и пища предоставлены ему во дворце. Служба на сегодня кончилась. Мелузина нездорова и не полезет к нему в окно. Пора взяться за перо...

«Высокочтимый друг и благодетель!

Вероятно, моё первое письмо из Москвы вы получили и, надеюсь, восприняли сумбурность моих первых впечатлений с присущим вам добродушием. Горю нетерпением сообщить о своей удаче. Вы помните предание о Мелузине? Недаром я ношу на пуговицах изображение хвостатой жительницы вод — она благоволит мне, так же как и приятная русская артистка, которой я аккомпанировал. Сегодня мой дебют в театре. Вы удивлены? Да, представьте, и Москва почитает Мельпомену! Не довольствуясь труппой немца Фюшта, дающей представления в городе, принцесса Наталья завела собственный театр в своей резиденции Преображенское, недалеко от столицы. Нашлись друзья, которые представили меня её высочеству, и вот я при дворе, на жалованье весьма значительном, если учесть крайнюю дешевизну припасов. Кроме «Мелузины» в репертуаре «Лекарь поневоле» господина Мольера [41] Мольер (настоящая фамилия — Поклен) Жан-Батист (1622—1673) — французский драматург, крупнейший комедиограф. , покоривший Версаль, и много других пьес, но, боже мой, как они растянуты! Для того чтобы все были убиты на сцене, трагедия из двенадцати действий длится семь часов — стало быть, как видите, я не даром ем свой хлеб. Актёры входят и уходят беспорядочно, переговариваются с публикой, произносят тирады, отсутствующие в тексте, — принцесса прощает эти выходки, если они остроумны. Она сама переводит пьесы на русский язык и сочиняет, причём особую склонность имеет к сатире. Мишенью вставляемых в спектакль интермедий часто является ленивый, закосневший в невежестве кавалер, не желающий служить царю, равнодушный к наукам.