Руфин Гордин - Петру Великому покорствует Персида

Он уже с восхищением смотрел, как его будущая супруга с лёгкостью и изяществом скользит в танце с очередным кавалером. «Кто же это? — думал он, неуклюже отвешивая поклон своей даме. — Ба, да это же её родной братец, Александр Львович, любимец государя [44] ...любимец государя... — Нарышкин Александр Львович (1694—1746), сын Л. К. Нарышкина, был послан Петром для обучения морскому делу за границу. Деятель флота, позже сенатор, тайный советник. , президент Камер-коллегии и начальник артиллерийской конторы. Эдак повезти! Как бы государь не переменил своего решения... А вдруг он ей не приглянется? А вдруг государь захотел просто свести знакомство — развлечь племянницу?»

И Артемий Петрович, переходя от сомнений к надежде, с трепетом ждал дальнейших шагов, не осмеливаясь что-либо предпринять по собственной воле.

И они воспоследовали. Камер-паж Екатерины подошёл к нему, когда он, потный от волнения, усаживал Свою даму на место, и передал поручение государыни — предстать пред её очи.

Екатерину окружали фрейлины, одной из которых была Александра Нарышкина. Он приблизился, опустился пред государыней на колени и удостоился милости? ему были протянуты обе руки, которые он поочерёдно облобызал.

— Встаньте, сударь, — сказала она несколько в нос. — Хочу сообщить вам, что вы удостоены внимания моей первой статс-дамы и государевой кузины Александры Львовны Нарышкиной.

Нарышкина стояла возле государыни, потупя глаза: речь шла о ней, и она соглашалась, да, соглашалась: удостоен!

— Исполняя поручение его величества, мы намереваемся посетить вас завтра по весьма важному и деликатному делу. Прошу вас быть готову и ждать нашего визиту.

— О, ваше величество, — задыхаясь от восторга, промямлил Артемий Петрович. — Буду ожидать посещения вашего как величайшей милости, дарованной мне свыше, как посещения моего ангела-хранителя, коим, льщу себя надеждой, вы соблаговолите быть.

Екатерина самодовольно улыбнулась. Артемий Петрович уже смело припал к государыниной руке. Рука была большая, с короткими сильными пальцами — скорей мужская, чем женская.

— А сейчас вы свободны. И ежели желаете, можете пригласить вашу избранницу на контрданс [45] Контрданс (англ. countr danse — деревенский танец) — английский народный, позже бальный танец, в Германии также именовавшийся франсезом. .

Артемий Петрович ликовал. Сомнений больше не оставалось: ему сватают Нарышкину. Сват — сам государь, сватья — государыня. Он забыл и про свой гарем, и про розовых девок в мыльне, и про купидоновы утехи... Он стоял на пороге новой жизни и уже предвкушал её разнообразные сладости и выгоды.

Пуще всего он боялся государева гнева, ибо он во гневе был воистину страшен, мог прибить дубинкою, лишить должности, к которой Артемий Петрович успел изрядно прирасти. Да мало ли что...

Теперь он в государевом семействе как бы свой человек. И вот он плавно выступает в паре со своей будущей супругою в танце. И глядит на неё умильно, и говорит ей кумплименты, чему не был обучен, а тут стих на него нашёл, и он был учтив и любезен, как никогда. И показалось ему, что Нарышкина глядела на него более чем благосклонно и на лице её блуждала лёгкая улыбка, которую можно было бы назвать нежною. А потому он взял её руку в свою и прижал к губам — в одном из туров. И ощутил ответное пожатие пальцев...

«Я счастливец, — думал он. — Она молода и хороша собою. Я стану любить и ублажать её, как должно племянницу самого государя. Она будет счастлива со мною, н о том станет известно прежде всего государыне императрице. В её лице я найду покровительницу и защитницу».

На время Артемий Петрович перестал замечать, что творится вокруг, всецело поглощённый своей суженой.

Когда он в очередной раз усаживал её на место, государыня поднялась и, милостиво кивнув Волынскому, пошла к выходу в сопровождении великих княжон Елисаветы и Анны Петровны, уже обручённой с герцогом Голштинским. За нею потянулась свита. Нарышкина тоже...

Артемий Петрович не скрывал своего огорчения.

— Когда же мы увидимся, — чуть ли не простонал он, забыв, что уже назавтра ангажирован государыней: голова была совершенно затуманена восторгом от всего свершившегося.

— Надеюсь, очень скоро, — жеманно отвечала Нарышкина, протягивая ему руку. — Ах, какой вы! Нетерпеливый и жадный, — добавила она, с трудом отнимая руку, в которую впился Волынский. — Терпеливость — добродетель мужчины, помните это.

— Солнце взойдёт для меня с вашим появлением, — нашёлся Артемий Петрович, заставив Александрину улыбнуться.

С отбытием царского семейства ассамблея стала мало-помалу угасать. Толстой, Шафиров, Кампредон, к которым присоединились голштинский министр Бассевич, австрийский — граф Кински, стали наперебой поздравлять Волынского — слух о том, что ему просватана племянница государя, молниеносно распространился в зале.

Артемий Петрович приосанился: он понял своё значение, перешедшее в этот вечер в значительность. В голове у него прояснилось, и он принимал поздравления как нечто должное.

Светлейший князь Кантемир подвёл к нему свою супругу — хорошенькую Анастасию, в девичестве Трубецкую, и дочь Марию.

«Так вот она какова, — подумал Волынский, без стеснения разглядывая старшую дочь князя Кантемира. — Ничего, кажется, особенного. Супруга князя куда прелестней. Но в ней, по-видимому, есть нечто такое, в этой княжне, что ведомо только одному государю. Сказывают, государь от неё не отлипает... Чаровница...»

— Я и моё семейство приносим вам наши искренние поздравления, — с поклоном произнёс князь Дмитрий. — Желал бы видеть вас у себя — мы сейчас в подмосковной, — торопливо прибавил он. — Хотя... У вас начнутся матримониальные хлопоты, приятные хлопоты, и вам будет не до визитов. Но надеюсь сойтись с вами ближе в Астрахани, куда мы прибудем вместе с государем: его величество назначил меня заведовать походной печатней, как знатока восточных языков.

— Буду рад оказать вам достойный приём, князь, — отвечал Артемий Петрович, продолжая время от времени бросать взгляды на княжну Марию.

«Нет, в ней, кажется, что-то есть, — подумал он. — Есть-есть. Государь переборчив, уж ежели он прилип... Однако же моя Алекс... моя Сашенька куда краше».

Слуги гасили канделябры. Оркестр герцога Голштинского складывал инструменты. Зала медленно пустела. Гардеробные лакеи сбились с ног, разбирая горы шуб.

Артемий Петрович был доволен собой. Он уже проникся своею значительностью: астраханский губернатор — высокая ступень, но особа, связанная узами родства с императором, — ещё выше. Воистину он в рубашке родился...

Карета медленно выехала со двора, завернула за угол, и кучер, соскочив с козел, стал кнутом колотить в ворота заезжего дома.