Юрий Куранов - Дело генерала Раевского

Наташа сидела молча, приспустив веки. Руки её тоже лежали на столе, их пальцы тоже были длинны и музыкальны. Но оставались они неподвижны и беззвучны, а может быть, были просто наполнены музыкой Олега и целиком жили в ней.

Сколько это длилось, трудно сказать. Этот странный концерт, когда звуки появляются, живут, исчезают, неслышно продолжая звучать в пальцах, губах, бровях и ресницах тех, кто их внимательно слушает, кто им сосредоточенно внимает.

Потом Олег убрал руки со стола. Он встал и опять принялся ходить по комнате. Наташа осталась за столом сидеть и держать руки на столешнице.

«Надо сказать, — продолжал Олег, — что Нижегородский драгунский полк — теперь мы вынуждены были бы кощунственно назвать его горьковским — был одним из самых почитаемых и прославленных полков русской кавалерии. Нижегородцы являли себя участниками многих знаменитых дел и походов, они отличились при Лесной и под Полтавой, сокрушая шведов, где, как известно, сражался дед Николая Николаевича Семён Артемьевич девятнадцатилетним прапорщиком. Полк этот уже совсем недавно против турок отличился при Кагуле, в знаменитой битве... Кагул! Это величественное сражение знаменовало переломный этап в длительном противоборстве русских и турецких войск, полководцев, империй.

Кагул! Такая победа, какая озарила здесь русские знамёна под селением Вулканешты на берегах левого притока Дуная 1 августа 1770 года, любому полководцу всех времён может только сниться. Любой из них может до самого скончания дней своих завидовать Петру Александровичу Румянцеву-Задунайскому, умершему в чине генерал-фельдмаршала и наложившему глубокий отпечаток на развитие всего военного искусства второй половины века, в преддверии наполеоновских войн. Именно такая личность нужна была знамёнам русским, чтобы сломить наконец величественное османское владычество на рубежах России и Европы, чтобы приуготовить противостояние французским походам.

В шестилетнем возрасте Румянцев был записан в гвардию, через десять лет зачислен был в Сухопутный шляхетский корпус, а вскоре подпоручиком направлен в Финляндию к своему отцу. Через три года рослый красавец, с открытым и выразительным лицом, с умными глазами высокого и пластичного разреза, откомандирован был в Петербург с текстом выгодного для России мирного договора. За это известие, встретив красавца вспыхнувшим взглядом, произвела его императрица в полковники да назначила командиром пехотного полка. Сразу! За это любили екатерининские времена разные умельцы использовать миг удачи. Тогда Румянцев получил и графский титул. Получил этот титул и отец красавца, как бы за то, что произвёл к рождению такое чудо света. У Екатерины Второй оказался неплохой вкус и глаз. Командуя дивизией, Румянцев отличился в знаменитой битве под Гросс-Егерсдорфом и под Кунерсдорфом. Громил прославленных Фридриховых умельцев при взятии Кольберга. Уже тогда, на даре формирования могучих имперских войск Петербурга, Румянцев показал свои блестящие полководческие способности. Почти два года русские топтались под стенами этой великолепно укреплённой крепости на побережье Балтийского моря. Гарнизон Кольберга составляли более четырёх тысяч солдат при ста сорока орудиях. В хорошо укреплённых лагерях под стенами крепости стоял корпус принца Вюртембергского в двенадцать тысяч солдат. И прикрывали Кольберг с тыла до двадцати тысяч пехоты и конницы. В распоряжении Румянцева было двадцать две тысячи солдат. Это против тридцати тысяч. И всего семьдесят орудий. Это грозное соотношение сил перед лучшей по тем временам армией не испугало молодого и талантливого генерала. Задолго до французских революционеров и тем более Наполеона Румянцев применил рассыпной строй в сочетании с батальонными колоннами. Его действия тогда были неизмеримо более высокими в сравнении с действиями Кутузова под Бородином. Уступая во всём формально, талантливый полководец блокировал прусский укреплённый лагерь, отбросил полевые войска противника и лагерь захватил. С моря он блокировал крепость, изнуряя осаждённых десантами, сообщения с тылом перерезал, войска, предпринявшие атаки деблокирования, разбил и принудил в середине декабря гарнизон к капитуляции... Как жаль, что мы порою не ценим свои истинные победы, но раздуваем вымышленные, — горько бросил Олег и решительно продолжал: — Но Кагул! Это ещё были турки, не сломленные поражениями, гордо уверенные в своей непобедимости, заносчиво помнящие унизительное поражение от них Петра Первого, поражение, которое свело «на нет» победу царя под Полтавой. Кагул! Сто пятьдесят тысяч вывели турки против двадцати семи тысяч русских и около двухсот пушек против ста двадцати Румянцева. Армия была самоуверенная, храбрая, злая, с огромным боевым опытом, религиозно фанатичная. Визирь Халиль-паша уже торжествовал победу. Румянцев смело и расчётливо выслал для прикрытия тыла восьмитысячный отряд. С двадцатью пятью тысячами он атаковал Халиль-пашу пятью колоннами блестяще подготовленных и обученных солдат. Он атаковал с фронта, в лоб! Он обратил врага в бегство. Остатки турок настигнуты были при переправе через Дунай. Там эта армия перестала существовать, бросив сто сорок пушек и весь обоз, оставив на поле боя более двадцати тысяч жизней своих солдат. Потери Румянцева составляли полторы тысячи солдат. Так начата была блестящая череда побед русского оружия от Балтики до Чёрного моря, над врагами порою достойными и грозными, почти всегда превосходящими русских в числе и самоуверенности. Как знать, возможно, Румянцев был самым блестящим русским полководцем, о котором почему-то мы тупо умалчиваем и который был преждевременно смят и оттеснён с поприща боевой славы завистливыми петербургскими царедворцами и чиновниками. Отодвинутый гораздо менее одарённым в военном отношении Потёмкиным от доступа к плоти сластолюбивой и по-женски переменчивой императрицы, он прежде времени увял. Увял этот пышный и блестящий цвет боевой славы. На фоне саморазваливающейся со времени его сокрушительных побед Турецкой империи Петербург, нетерпимый к каждой яркой и талантливой самобытной личности, мог обойтись и без талантов.

Вот каким порохом были овеяны знамёна Нижегородского драгунского полка, когда над ним принял командование юный гений русского оружия полковник Николай Раевский.

Было много надежд и радужных ожиданий, как это всегда случается в юности, которая порою наивна и непредусмотрительна да излишне доверчива.

Крепость Георгиевская была основана в 1777 году при слиянии рек Подкумка и Кумы как один из передовых постов южной русской границы, где с древних времён пребывало русское население, усиленное свежим притоком казачьих сил из Малороссии, с Дона. Здесь лежал давний боевой рубеж между разрозненными, искровавленными в междоусобицах войн племенами. Немногочисленные каждый в отдельности, но многочисленные в количестве своём, эти племена издавна жили во взаимной вражде, которая здесь и там прерывалась недолговечными коварными союзами и одним объединением народностей против других. Союзы эти как возникали, так и распадались на следующий день. Большинство этих народностей формально были объединены верой в Аллаха. Аллах объединял приверженцев своих главным образом фанатичной ненавистью к другим народам, Магомета не исповедующим. А всякий, кто Магомета не исповедует, по категоричным законам гор, полноценным человеком не считался и против него за пределами собственного жилища, которое являлось очагом формальной гостеприимности, могло быть применено любое коварство. Женщина в горах, как правило, рассматривалась в качестве особого вида животного, обязанного обслуживать все бытовые, в том числе и самые низменные, прихоти мужчины.