Георгий Фёдоров - Возвращенное имя

В полукруглой нише, куда почти не проникал дневной свет, на фоне черного бархата стояла на небольшом круглом, тоже черном, постаменте статуя Афродиты из желтоватого мрамора. Лицо ее, в соответствии с традициями давней греческой скульптуры, было ясным, чистым, спокойным. Откуда-то сверху и сбоку на богиню падал довольно сильный, но узкий луч света. Постамент вместе с Афродитой медленно вращался, свет скользил по статуе, как бы лаская ее. Богиня казалась живой.

В следующей полукруглой нише на фоне нескольких причудливо изогнутых ветвей я увидел двух сов. Они сидели рядом и были необыкновенно похожи друг на друга, как будто сделаны рукой одного мастера. Одна из сов — из белого мрамора — была выдвинута вперед и лучше освещена. Другая — из какого-то темного материала — находилась в глубине ниши.

— Какая прекрасная работа! — обратился я к Помонису. — Интересно, из какого материала сделана вторая сова?

— Какая вторая? — с удивлением спросил Помонис, подходя ко мне. — У нас всего одна скульптура совы — из белого мрамора.

Тут он увидел вторую сову и буквально окаменел на месте. Он окаменел, а вторая, темная сова вдруг моргнула круглыми глазами и, взмахнув крыльями, зашипела. Тут уж и я застыл от изумления. В этот момент я услышал откуда-то сзади приглушенный смех.

Помонис, опомнившийся первым, обернулся и бросил испепеляющий взгляд на своих ребят. Адриан, подойдя к нам, сказал весьма серьезно:

— Учитель! Эту сову сегодня рано утром принес какой-то деревенский мальчик и предложил ее нам. Я поразился ее сходству с нашей знаменитой скульптурой и решил приобрести ее и поместить здесь, тем более, что сегодня музей закрыт для посетителей. Это не забава. Наш спор о реалистическом или натуралистическом характере позднеримского искусства, к которому относится скульптура совы, может быть решен сравнением с живой натурой. Так что здесь поставлен нами искусствоведческий эксперимент, — закончил Адриан даже с некоторой торжественностью, показавшейся мне, впрочем, напускной.

— Я тебе покажу искусствоведческие эксперименты, — заворчал Помонис — Ты думаешь, я не понимаю ваши дурацкие шутки?

В это время верная себе девушка взяла меня под руку и увлекла в другой зал, подальше от спорящих. Она остановилась перед одной скульптурой, стала оживленно объяснять мне ее особенности. Это была клубящаяся мраморная змея. Ее покрытое чешуйками мощное тело длиной, наверное, около пяти метров, свитое несколькими крупными узлами, оканчивалось фантастической головой с большими ушами и длинными волосами. Ничего подобного я не видел ни в одном музее.

Между тем девушка оживленно и нарочито громко говорила:

— Обратите внимание на эту совершенно уникальную скульптуру второго-третьего века нашей эры. Хвост у этой змеи львиный, а голова более всего подошла бы ягненку или доброй собачонке. Глаза и уши у змеи человечьи, длинные пряди волос похожи на женские, вот как у меня.

А, черт побери, у меня уже в глазах потемнело от этих сравнений. Но странное дело, чем дольше я смотрел на эту удивительную скульптуру, тем больше убеждался в том, что девушка права. Голова змеи действительно имела сходство и с головой ягненка и с головой собачки, причем именно доброй, и с головой женщины. Вот это да!

Через некоторое время к нам присоединились Николай, Адриан и Помонис, видимо кончившие выяснять отношения в связи с искусствоведческим экспериментом, поставленным Адрианом.

Но вот перед входом в один из залов у двустворчатой двери Помонис остановился и сказал просто, даже буднично:

— Здесь античная терракота.

Я почувствовал, что нас ждет что-то необычное. Так оно и оказалось. Огромный зал был уставлен сотнями терракотовых статуэток из Танагры или типа Танагры [14] Тана́гра — древнегреческий город, при раскопках которого было найдено множество высокохудожественных статуэток, расцвет производства которых падает на IV—III века до н. э. . Сочетавшиеся между собой в свободной, но совсем не случайной композиции, они вводили зрителя в новый, совершенно особый мир — мир существ маленьких, от пяти до тридцати сантиметров, миниатюрных, однако при этом мир, полный движения, страсти, дум.

Помонис, казавшийся особенно высоким и мощным на фоне сотен этих маленьких фигурок, был очень возбужден — он раскраснелся, голубые глаза его сверкали.

«Господи, — подумал я, — который раз он входил в этот зал и все еще волнуется!..»

Однако уже через несколько мгновений я и сам был захвачен и увлечен этим миром.

— Взгляните, — торжественно провозглашал Помонис, — здесь обитают всеблагие боги — сидящая на троне Кибела, богиня матери-природы, с пантерой на руках, прекрасная Афродита с двумя эросами на плечах и еще и еще Афродиты.

Тут и вправду был целый сонм Афродит — обнаженных и облаченных в хитоны, с венцом, короной или диадемой, с факелом возле плеча или без факела, с Эросом или в одиночестве, но всегда прекрасных, как и подобает этой богине. Рядом стояли, точнее, жили, статуэтки гордой и стремительной богини-охотницы Артемиды, неразлучной со своей собакой. Тут же были величественная и грозная Афина как всегда в боевом шлеме, бог вина Дионис, целующийся с вакханкой, крылатая богиня победы Ника с развевающимися на ветру полами одежды, Посейдон с трезубцем, Пан, сидящий на утесе со скрещенными козлиными ногами, и многие другие боги. Как и полагается богам, они размещались на возвышении, отделенные от простых смертных.

Марианна, снова взявшая на себя роль проводницы, позвала меня к витринам, за которыми находились женские статуэтки, Одни печальные, с покрывалом, наброшенным на голову и закрывающим часть лица, другие с открытыми лицами и с пышными прическами, диадемами, серьгами и прочими украшениями. Улыбающиеся, лукавые, задумчивые, полные достоинства и шаловливые, мечтательные и огненные, в разных одеждах и позах, но всегда грациозные, прекрасные, со свободной раскованностью движений, с удивительной гармонией духовной и физической красоты. Впрочем, были здесь и варварские подражания танагрским статуэткам.

— А что это? — с удивлением спросил я у девушки, указывая на несколько статуэток без головы с прямоугольными вырезами на месте шеи.

— Это, — улыбнулась девушка, — статуэтки для самых бедных. Они имеют сменные головки. Есть головки печальные, есть веселые, есть сердитые, словом, на всякие настроения и ситуации. И у каждой головки на конце шеи клинышек, который вставляется в отверстие статуи. Как сменные объективы у фотоаппарата — на всякие случаи и надобности.

— Знаете, — взмолился я, — никогда еще не видел я такого собрания отличнейших терракот. У меня уже голова кружится. Может быть, на сегодня хватит? Остальное я досмотрю завтра.