Рафаэлло Джованьоли - Библиотека мировой литературы для детей, том 36

Спартак старался успокоить Валерию, осушить ее слезы; горячо целуя ее, шептал нежнейшие слова, ободрял и утешал, смеясь над ее предчувствиями и страхами. Но страх, по-видимому, закрался также и в сердце Спартака; улыбка его была вымученной, печальной; слова не шли с языка, в них не было огня, не было жизни. Он чувствовал, как помимо его воли им овладевают мрачные мысли и в душу закрадывается уныние, от которого он никак не может освободиться.

В таком состоянии оба пребывали до того мгновения, когда вода, капавшая в стеклянный шар клепсидры [159] Клепсидра — употреблявшиеся в древности водяные часы, устроенные наподобие песочных. , стоявшей на поставце у стены, не поднялась до шестой черты, обозначавшей шестой час утра. Тогда Спартак, который часто тайком от Валерии поглядывал на клепсидру, освободился из объятий возлюбленной и стал надевать латы, шлем и меч.

Дочь Мессалы, нежно обвив руками шею Спартака, прижалась бледным лицом к его груди, подняв на гладиатора свои блестящие черные глаза, выражавшие глубокую нежность. В этот миг она была так прекрасна, что превосходила красотою греческих богинь. Дрожащим голосом, подавленная горем, она говорила:

— Нет, Спартак, нет, нет… не уезжай, не уезжай… ради всех твоих богов… ради дорогих твоему сердцу… умоляю тебя… заклинаю… Дело гладиаторов на верном пути… у них храбрые военачальники… Крикс… Граник… Эномай… Они поведут их, не ты… нет… нет!.. Спартак, ты останешься здесь… моя нежность… безграничная преданность… безмерная любовь… окружат лаской… радостью… твое существование…

— Валерия, дорогая Валерия… ты не можешь желать, чтобы я сделал подлость… чтобы я совершил позорный поступок, — говорил Спартак, стараясь высвободиться из объятий любимой подруги. — Я не могу… не могу… не имею права… Да разве я могу изменить тем, кого я призвал к оружию… тем, кто доверился мне… кто ждет меня… кто зовет меня к себе?.. Валерия, я боготворю тебя, но не могу изменить своим товарищам по несчастью… Не требуй от меня, чтобы я стал недостойным тебя… не вынуждай меня стать существом презренным в глазах людей и самого себя… Не старайся властью своих чар лишить меня мужества, лучше поддержи меня… подыми мой дух… отпусти… отпусти меня, любимая моя Валерия!

Валерия в отчаянии прильнула к возлюбленному, а он старался освободиться из ее объятий. В конклаве слышались то звуки поцелуев, то слова горячей мольбы.

Наконец Спартак, бледный, с набегающими на глаза слезами, призвав на помощь все свое мужество и пересиливая самого себя, разжал руки Валерии, отнес ее, обессилевшую от горя, на ложе; она, закрыв лицо руками, разразилась громкими рыданиями.

Тем временем фракиец, бессвязно бормоча слова надежды и утешения, надел латы, шлем и опоясался мечом, собираясь проститься и в последний раз поцеловать любимую женщину. Но, когда он уже был готов покинуть ее, Валерия вдруг порывисто поднялась и, сделав шаг, в отчаянии упала у двери; обняв колени своего возлюбленного, она шептала, задыхаясь от рыданий:

— Спартак, дорогой Спартак… я чувствую вот здесь, — и она указывала на свое сердце, — что я больше не увижу тебя… Если уедешь, ты больше не увидишь меня… я знаю это… я это чувствую… Не уезжай… нет… не сегодня… не сегодня… умоляю тебя… ты уедешь завтра… но не сегодня… нет… заклинаю тебя… не сегодня… не сегодня… молю тебя!

— Я не могу, я не могу… я должен ехать.

— Спартак… Спартак, — говорила она слабеющим голосом, с мольбой простирая к нему руки, — умоляю тебя… ради нашей дочери… ради до…

Она не успела договорить — фракиец поднял ее с пола, судорожно прижал к груди, прервав ее речь и рыдания.

Несколько мгновений они не двигались, прижавшись друг к другу, слышно было только их дыхание, слившееся воедино.

Овладев собой, Спартак тихим и нежным голосом сказал Валерии:

— Валерия, дивная Валерия!.. В моем сердце я воздвиг тебе алтарь, ты — единственная богиня, которой я поклоняюсь, перед которой благоговею. В минуты самой грозной опасности ты внушаешь мне мужество и стойкость, мысли о тебе вызывают у меня благородные помыслы и вдохновляют меня на великие дела. Так неужели ты хочешь, Валерия, чтобы я обесчестил себя, чтобы меня презирали и современники и потомство!

— Нет, нет… я не хочу твоего бесчестия… хочу, чтобы имя твое было великим и славным, — шептала она, — но ведь я только бедная женщина… пожалей меня… уезжай завтра… не сегодня… не сейчас… не так скоро…

Бледное, заплаканное лицо ее покоилось на груди Спартака: печально и нежно улыбнувшись, она прошептала:

— Не отнимай у меня этого изголовья… Мне здесь так хорошо… так хорошо!

И она закрыла глаза, как бы желая еще больше насладиться прекрасным мгновением; по ее лицу блуждала улыбка, но оно походило скорее на лицо умершей, чем живой женщины.

Склонившись к Валерии, Спартак смотрел на нее взглядом, полным глубокого сострадания, нежности, любви, и голубые глаза великого полководца, презиравшего опасности и смерть, наполнились сейчас слезами; они катились по его лицу, падали на латы… Валерия, не открывая глаз, шептала:

— Смотри, смотри на меня, Спартак… вот так, с нежностью… с любовью… Я ведь вижу, даже не открывая глаз… я вижу тебя… Какое ясное чело… какие глаза, сияющие и добрые! О мой Спартак, как ты прекрасен!

Так прошло еще несколько минут. Но стоило только Спартаку сделать легкое движение — он хотел поднять Валерию и отнести ее на ложе, — как она, не открывая глаз, еще сильнее обвив руками шею гладиатора, прошептала:

— Нет… нет… не двигайся!..

— Мне пора. Прощай, моя Валерия!.. — шептал ей на ухо дрожащим от волнения голосом бедный рудиарий.

— Нет, нет!.. Подожди!.. — произнесла Валерия, испуганно открывая глаза.

Спартак не ответил ей. Взяв в руки ее голову, он покрывал горячими поцелуями ее лоб; а она, ласкаясь к нему, как ребенок, говорила:

— Ведь ты не уедешь этой ночью?.. Ты уедешь завтра… Ночью… в поле так пустынно; ты ведь знаешь, так темно… такая мрачная тишина… так страшно ехать ночью… когда я подумаю об этом, меня охватывает озноб… я вся дрожу…

Бедная женщина действительно задрожала всем телом и теснее прижалась к возлюбленному.

— Завтра!.. На рассвете!.. Когда взойдет солнце и вся природа начнет оживать… на тысячу ладов весело запоют птицы… после того, как ты обнимешь меня… после того, как покроешь поцелуями головку Постумии… после того, как наденешь на шею под тунику вот эту цепочку с медальоном…

И она показала ему осыпанный драгоценными камнями медальон, который на тоненькой золотой цепочке висел на ее белой шее.

— Внутри этого медальона, Спартак, находится драгоценный амулет, который спасет тебя от любой опасности… Угадай же, угадай… что там внутри, что это за амулет.