Рафаэлло Джованьоли - Библиотека мировой литературы для детей, том 36

За ними следовала другая группа музыкантов, а после них шел Метробий, загримированный так, чтобы возможно больше походить на своего умершего друга; на нем была одежда покойного, его знаки отличия. Актеру было поручено изображать Суллу таким, каким он был в жизни.

Сразу же за Метробием, на которого во все глаза смотрели толпы людей, живой изгородью стоявших вдоль дороги, самые молодые и сильные сенаторы попеременно несли на плечах золотые носилки, украшенные драгоценными камнями, на которых покоилось тело Луция Корнелия Суллы, все покрытое богатейшими императорскими знаками отличия. За носилками шли жена, дети, племянники и другие близкие родственники и друзья покойного, все в трауре и с виду глубоко удрученные скорбью.

Вслед за родственниками тело усопшего провожали все коллегии жрецов: сначала шли жрецы коллегии авгуров: в руках у каждого был загнутый посох — отличительный знак авгуров; за ними следовала коллегия фламинов; впереди всех шел диал — жрец Юпитера, затем марциал — жрец Марса, квиринал — жрец Ромула, фламины Флоры и Помоны и другие, все в торжественном облачении и в головных уборах, похожих на митру.

За фламинами шли двенадцать салиев [143] Салии — коллегия жрецов Марса, основанная в древности. — жрецов «Марса, шествующего в бой», в расшитых туниках, стянутых в талии широким военным бронзовым поясом, поверх была накинута роскошная пурпуровая трабея [144] Трабея — парадная одежда: белый плащ с пурпурными полосами. , на левом боку висел меч, в левой руке они держали щит, в правой — железный жезл; время от времени они ударяли им по священным щитам, которые несли на шесте их служители.

Позади салиев шли гаруспики — гадатели по внутренностям животных; фециалы — жрецы, объявляющие войну и заключающие мир; арвалы [145] Арвалы — «арвальские (пашенные) братья», коллегия из двенадцати жрецов, которые в середине мая совершали обход городской черты Рима, вознося моление богам об обильном урожае. —жрецы богини Цереры; гадатели по внутренностям жертвы, которые несли ножи из слоновой кости — символ их действия во время жертвоприношения; благородная, высокочтимая коллегия целомудренных, непорочных весталок в коротких льняных туниках, поверх которых была надета стола, и в белых покрывалах с пурпуровой каймой, спускавшихся с головы на плечи; лоб украшала белая повязка, придерживающая собранные на затылке волосы.

За весталками следовало семь жрецов — эпулонов, приготовлявших жертвенные пиршества для двенадцати богов Согласия. В честь этих богов как во время всенародных празднеств, так и в дни общественных бедствий устраивались роскошные пиры. Изысканные кушанья съедались потом, как об этом легко догадаться, самими жрецами, так как статуи двенадцати богов Согласия вряд ли могли жевать пищу своими мраморными челюстями.

Затем следовали децемвиры сивиллинных книг и тридцать курионов — служителей культа, избранных по одному от каждой из тридцати курий. Кортеж жрецов замыкали двенадцать понтификов, блиставших пышностью своих латиклавий, во главе с верховным жрецом. Позади жрецов шел сенат, всадники, матроны, самые знатные патрицианки и горожанки, бесчисленная толпа граждан; за ними следовали слуги и рабы покойного; они вели его боевого коня, а также других его любимых коней и собак, которых полагалось принести в жертву во время сожжения останков.

В конце кортежа шли легионы, сражавшиеся под началом Суллы, — войско весьма внушительное, соблюдавшее строгий порядок и дисциплину. Это было приятное и вместе с тем устрашающее зрелище для бесконечного количества плебеев, заполнявших все улицы, по которым двигалась похоронная процессия; большинство из них были исполнены злобы и ненависти.

Миновав Капенские ворота, шествие проследовало по длинной и широкой улице того же названия, свернуло на улицу, ведущую к храму Юпитера Статора, и по Священной улице, пройдя арку, воздвигнутую в честь Фабия, победителя аллоброгов, вступило на Форум, где в курии, как раз напротив ростральной трибуны, был установлен саркофаг Суллы.

Сенат первым разразился горестными воплями, затем всадники, потом войско и последним — народ. Так как Фавст не достиг еще зрелого возраста, не был облачен в тогу мужа и, согласно обычаю, не мог поэтому произнести похвальное надгробное слово, то первым говорил Публий Сервилий Ватий Исаврийский, потом консул Катулл, а последним — Помпей Великий. Все они вспоминали доблесть и высокие деяния усопшего и говорили о нем только самое похвальное под аккомпанемент плача и стенаний тех, кто по какой-либо причине при жизни Суллы был сторонником его самого и партии олигархов и опасался, что теперь, после смерти диктатора, эта партия придет в упадок.

Затем в прежнем порядке кортеж двинулся дальше, к Марсову полю: пройдя через Мамертинский переулок, вышел на Ратуменскую улицу, а затем по широкой и нескончаемой улице Лата, вдоль которой были специально воздвигнуты арки, увитые гирляндами из ветвей мирта и кипариса, дошел до середины обширного Марсова поля, где и должно было произойти сожжение останков Суллы.

Все было уже приготовлено для погребальной церемонии. Носилки опустили на землю рядом с костром. Подошла Валерия, закрыла покойнику глаза и, согласно обычаю, вложила ему в рот медную монету, которой он должен был уплатить Харону за перевоз через волны Ахерона; затем вдова поцеловала умершего в губы и, по обычаю, произнесла: «Прощай! В порядке, предначертанном природой, и мы все последуем за тобой». Музыканты заиграли печальные мелодии, и под звуки музыки виктимарии принесли в жертву множество животных, кровь которых, смешанную с молоком, медом и вином, разбрызгали по земле вокруг костра.

После всего этого провожавшие начали лить в костер благовонные масла, бросать различные ароматические вещества, неисчислимое количество венков из цветов и лавров, так что они покрыли весь костер и легли широким слоем вокруг него.

И тогда начался бой гладиаторов из школы Суллы; не участвовал в нем лишь один Арторикс: по просьбе Спартака Валерия приказала ему остаться в Кумах. Очень скоро все гладиаторы пали мертвыми, так как в погребальных сражениях нельзя было даровать жизнь ни одному из этих несчастных.

Когда погребальные обряды были закончены, Помпей Великий взял факел из рук либитинария и, чтобы воздать наивысшую почесть умершему другу, сам пожелал поджечь погребальный костер, на котором покоились останки Суллы, завернутые в асбестовую простыню, не поддающуюся действию огня.

Гул рукоплесканий прокатился по всему Марсову полю в ответ на эту дань уважения покойному, принесенную молодым триумфатором, покорителем Африки. Пламя вспыхнуло в одно мгновение и, быстро распространившись, охватило костер извивающимися огненными языками, окутав его облаком густого благовонного дыма.