Лнонид Ицелев - Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка

В это же время в богадельню, смотрителем которой был Масалин, нагрянула ревизия. От одного вида ревизоров Масалин побагровел и тут же умер от удара.

Александре Фёдоровне пришлось на скорую руку выдать дочерей замуж. Эпилептичку Надю — за недворянина Афанасьева, одного из тех архитекторов, которые приезжали смотреть на паркетные полы; красавицу Сашеньку за гражданского инженера Мравинского, заехавшего в Куузу, чтобы изучить систему вентиляции в подвалах масалинского особняка.

Крепкая и здоровая, с пышным, гармонически прекрасным телом, Александра Александровна за пять лет родила поляку Мравинскому троих детей.

Но однажды на общественном балу она вновь встретила Михаила Домонтовича и поняла, что не может без него жить. Развод в те годы был делом неслыханным. Пойти на это было актом большого гражданского мужества. Весь Петербург следил за ходом бракоразводного процесса. Дело могло затянуться на несколько лет, но помогли связи Домонтовича в Священном Синоде и медицинское свидетельство о беременности Александры Александровны от Михаила Алексеевича.

Так родилась Шуринька.

В особняке на Среднеподьяческой кроме Шуры и её родителей жили две её старшие сестры — Адель и Женя (брат Александр остался у своего отца Константина Мравинского), а также многочисленные приживалки: бабушки, тётушки, старые няни и прислуга «на покое». За стол редко садилось меньше пятнадцати человек. Для прислуги готовили отдельно.

Слуг в доме было много. Платили им в месяц от трёх до пяти рублей. Харчи полагались хозяйские, но спали все где попало: в коридорах, на скамейках в кухне, на сундучках в чуланчике. Зимой слуги ходили без пальто, накинув на плечи шаль или дешёвый платок. Летом ходили босиком.

Семью Домонтович считали передовой. Мать Шуры читала Жорж Санд [2] Санд Жорж (наст, имя Аврора Дюпен, 1804—1876) — французская писательница. , ходила без корсета и устраивала дома проветривания даже в лютый мороз.

Отца Шура любила больше матери. Это был добрейший человек, избегавший сквозняков и вида людских страданий. Дома он редко выходил из своего кабинета: или что-то писал, или беседовал с гостями в военных мундирах.

Когда Шуре было пять лет, началась русско-турецкая война. На стене детской висели картины, изображавшие турок, резавших маленьких детей огромными саблями. Но зато на другой стене висел портрет русского генерала Скобелева на белой лошади. Под портретом было написано, что генерал Скобелев освобождает болгар-единоверцев от турецкого ига.

В доме все ненавидели турок. И только Шурина гувернантка мисс Годжон с удивлением восклицала: «Почему вы, русские, так ненавидите турок? Они такие же люди, как и мы!»

Но Шура знала, что мисс Годжон так говорит, потому что она англичанка, а Англия не хочет, чтобы Россия дружила с болгарами.

Войне сочувствовали даже нигилисты. Нигилисты — это студенты, которые ходили в очках, а вместо пальто, как кухарка Маша, носили шаль, или девушки, которые коротко стригли волосы.

Отца Шуры в чине полковника Генерального штаба отправили на фронт. После его отъезда мать ходила грустная и тревожная. Она ждала от отца телеграмм, а если телеграмм не было, искала газету «Новое время», в которой печатали самые последние новости. Но когда новости были плохие, бабушки и тётушки прятали от мамы газету, а мама плакала.

28 ноября 1877 года пала турецкая крепость Плевна. На всех окнах Петербурга в этот вечер горели свечи. Шуре позволили не ложиться в обычное время, чтобы она могла полюбоваться иллюминацией и народным ликованием. Но из окна большой столовой она не видела никакого народа, кроме кучки пьяных, которых полиция вела в участок.

После подписания Сан-Стефанского мира родители решили, что теперь семья может наконец поехать к отцу в Болгарию.

Михаил Алексеевич сначала был назначен губернатором Тырнова, а затем управляющим делами русского наместника Болгарии князя Дондукова-Корсакова.

В Болгарию отправились Александра Александровна с тремя дочерьми и Шурина гувернантка мисс Годжон. По дороге они остановились в Ялте и жили в красиво расположенном доме, окружённом розами и магнолиями, а с веранды можно было срывать спелый виноград. Этот дом принадлежал князю Дондукову-Корсакову.

Из Крыма в Болгарию отплыли на военном крейсере, капитаном которого был адмирал Макаров, прославившийся позднее во время русско-японской войны.

На крейсере кофе подавали в маленьких красивых чашечках. Эти чашечки Шуре очень понравились, и ей разрешили взять одну на память. Сервиз принадлежал раньше турецкому паше.

Из Варны предстоял путь в Софию. Переваливать через Балканские горы им пришлось на лошадях под эскортом солдат. Война официально была окончена, но бои между турками и болгарскими партизанами продолжались. Иногда приходилось останавливаться и ждать, когда прекратится пальба за горой. Пока шла перестрелка, мисс Годжон кормила сестёр бутербродами и вкусными, сладкими карамельками фабрики Ландрина.

В некоторых особо опасных участках пути приходилось идти пешком. В таких случаях сопровождавшие Домонтовичей солдаты сажали Шуру на плечи. Дорожные трудности вызывали у Шуры лишь удовольствие. Ей нравилось прижимать своё тельце к потным солдатским шеям, покачиваясь в такт их шагов. В такие минуты Шуре было так хорошо, что у неё захватывало дух.

Однажды Шуру перенёс через горную реку сам главнокомандующий русской армией генерал Тотлебен. Шуре совсем неинтересно было сидеть у него на плечах. От него скучно пахло мылом и духами, как от какой-нибудь мисс Годжон. Зато её очень смешила фамилия генерала. В такт раскачивающемуся настилу она шептала: TOT-LEBEN, TOT-LEBEN, TOT-LEBEN [3] Мёртвая жизнь (нем.). Шура в то время уже говорила на трех европейских языках. .

В Софии Домонтовичи жили в двухэтажном доме, окружённом запущенным садом с чудесными старыми деревьями и кустами роз. Из детской видны были белые стройные силуэты турецких минаретов на лиловатом фоне горы Витоша. В долинах ходили стада овец, которых пасли живописно одетые болгарские пастухи. А в переулочке около дома можно было увидеть прелестных маленьких осликов.

У родителей было мало времени следить за Шурой, и она наслаждалась свободой. Мама и мисс Годжон были заняты хозяйством. Чуть ли не каждый день в доме были гости. В разорённой войной стране продуктов не хватало. Мисс Годжон часто ворчала на трудности, но мама была полна бодрости и желания оставить в Болгарии память о русской культуре. Она собрала комитет болгарских женщин для организации первой в стране женской гимназии.

Комитет собирался в доме у Домонтовичей. Одетые во всё чёрное болгарки молча усаживались на стулья вдоль стен столовой. Шурина мать и болгарка-переводчица садились за большой стол в середине комнаты. На каждом заседании болгарки задавали одни и те же вопросы: какой будет школьный дом, какие учителя, кто будет платить учителям и прочее. Александра Александровна в который раз им всё терпеливо объясняла, а болгарка, сидевшая за столом, записывала на бумажке. Иногда ветер врывался в окно, и бумаги разлетались по всей комнате. Тогда Шура вскакивала со стула и с большим рвением бросалась собирать бумаги с пола. Ей казалось, что она тоже помогает важному делу.