Лнонид Ицелев - Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка

Вечерами у Домонтовичей бывали совсем другие гости. Чаще всего друзья матери и сестёр, которые учили роли и готовили любительские спектакли с благотворительной целью — помочь сиротам и вдовам. Обе. Шурины сёстры считались главными артистками, особенно Женя с её красивым высоким сопрано.

Шурины сёстры позднее говорили, что годы, проведённые в Софии, были самыми счастливыми в их жизни. Театральные представления, пикники, танцы, поездки верхом в горы и много молодых офицеров, ухаживающих за ними. Шура с завистью смотрела на одетых в синие амазонки сестёр, ожидавших на крыльце дома, когда им подведут осёдланных лошадей. В сильных руках стройных офицеров девушки легко взлетали в дамские седла и, окружённые стаей кавалеров, галопом неслись в горы. Шура же продолжала стоять на ступеньках, чувствуя себя несчастной. Такие красивые офицеры и лошади! Такие нарядные амазонки! Почему только взрослые имеют право ездить в горы и веселиться?

Опустив голову, она шла в пустую конюшню, где стоял только серенький ослик. Шуре подарил его секретарь отца, болгарин Словейко. Прижавшись щекой к мягкой пушистой щеке ослика, она обнимала его за шею и шептала на ухо: «Ты ведь знаешь, что я твой друг и что я очень тебя люблю, но почему ты не лошадь?»

В Софии Шура познакомилась со своей ровесницей, жившей в соседнем доме. — Зоей Шадурской. Зоя станет для Шуры самым дорогим человеком в мире. Вместе переживут они годы политической эмиграции, вместе будут помогать партии Ленина класть первые кирпичики Советского Союза.

Отец Зои был членом Военного суда. Зоина мать совсем молоденькая женщина, она вышла замуж в пятнадцать лет, дружила с Шуриными сёстрами, хотя у неё уже были три дочери. Она мало занималась своими девочками, участвовала в любительских спектаклях, танцевала в офицерском собрании и ездила с офицерами в горы на пикники.

Раньше Шуре приходилось играть только с мальчиками, а мальчики любили драться, и это не всегда было приятно. С Зоей же можно было разговаривать. Она умела читать и сама читала в газетах то, что писалось большими буквами. Шура уважала Зою за её знания. Как-то, качаясь на качелях, Шура спросила, что такое конституция. Зоя ответила без запинки:

— Конституция — это такая синяя тетрадь, она лежит на столе у моего папы, и в ней записаны все правила, как болгары должны жить, чтобы стать свободными и быть счастливыми. Папа мне всё это объяснил. Турки уничтожили все болгарские законы, но русские вернули эти законы болгарам, и теперь на Народном собрании синюю тетрадь русские подарят болгарам, и Народное собрание будет жить так, как написано в конституции, и все будут слушаться правил, которые там записаны.

У Шуры в доме очень много спорили о конституции. Мама говорила, что конституцию составил отец по образцу финской конституции. Шура плохо помнила Финляндию, но знала, что там находилась дедушкина усадьба Кууза и там росла очень вкусная, сладкая малина. Ещё там был большой сад, где можно было играть в прятки. Шура считала, что болгарская конституция должна быть хорошей, если она будет похожа на дедушкину усадьбу.

В солнечный апрельский день 1879 года Народное собрание приняло разработанный отцом проект конституции. В этот день воздух в доме был наполнен ароматом фиалок. Букеты цветов стояли во всех вазах и горшочках и даже в вёдрах. У рояля Женя и Зоин отец разучивали дуэт из оперы «Русалка». Женин чистый голос звучал на весь дом. Зоин отец был главным режиссёром любительского театра. Он дирижировал и пел вполголоса, чтобы лучше слышать Женю.

Когда рассыльный принёс телеграмму из Тырнова о решении Народного собрания, Зоин папа обнял Шуриного отца, поцеловал маму в обе щеки, расцеловался с сёстрами и пытался обнять мисс Годжон, но она нашла это неприличным и убежала в кухню.

В дом стали приходить болгары, иногда целые делегации, чтобы поздравить отца, а болгарские женщины приносили девочкам вкусные турецкие сладости.

Но настроение этого дня длилось недолго. Царь отозвал генерала Домонтовича в Петербург, обвинив его в том, что он был вдохновителем либеральной конституции. С восшествием на болгарский престол принца Батгенберга демократические силы в стране были подавлены, а секретарь Домонтовича Словейко — тот, что подарил Шуре ослика, — вскоре был расстрелян.

Жизнь резко переменилась. Гости не приходили, сёстры не ездили больше верхом в горы. Любительские спектакли не ставились. В доме все были заняты упаковкой вещей. Всюду стояли ящики, валялось сено и обёрточная бумага.

Софию Домонтовичи покинули в мае. Когда коляска выехала за ворота дома, все плакали.

До Варны они добрались на лошадях, а оттуда на обыкновенном пассажирском пароходе вернулись в Россию.

В Петербурге стояло жаркое душное лето. Домонтовичи поселились в каком-то чужом доме. Сестёр временно послали жить к их настоящему отцу — Мравинскому. Без них в доме стало пусто и скучно. Когда отец возвращался домой, родители ходили по комнатам в обнимку и о чём-то шептались, не обращая на Шуру внимания. До неё лишь долетали какие-то непонятные слова: «лишение всех прав», «ссылка», «разжалование».

Шуре было страшно. Ночами она долго плакала, и её промокшая подушка сползала на бегавших по полу чёрных и бурых тараканов...

Но оказалось, что все страхи были напрасны. Военный министр рапортом генерала Домонтовича остался доволен и назначил его на службу в Генеральный штаб. После этого вся семья вновь переехала на Среднеподьяческую улицу.

Шура была рада возвратиться в свой старый дом, но после привольных дней в Софии жизнь в Петербурге стала особенно серой. Хотя сёстры опять жили с Шурой, они с ней больше не играли. Теперь они были взрослыми барышнями. Адель ездила на балы, кокетничала с молодыми людьми. А Женя до позднего времени готовилась к экзаменам на аттестат зрелости. Она твёрдо решила учиться пению и стать оперной певицей.

Единственными Шуриными друзьями были мальчики-полотёры, раз в неделю приходившие в барский дом натирать полы. Шуре нравилось, как они ловко, как бы танцуя, скользили по паркету, а главное — они разговаривали с ней как со взрослой и называли её «барышня». Больше всех Шуре нравился пятнадцатилетний рыжий мальчик Андрюша. Он был весёлый, знал грамоту и любил обсуждать написанное в газетах.

После двух лет, прожитых под тёмно-синим, как бархат, небом Софии, особенно трудно было привыкать к серому небу и долгим бесцветным петербургским вечерам. В Болгарии вся её жизнь проходила в саду возле дома, а здесь мисс Годжон лишь изредка ходила с Шурой в Юсуповский или в расположенный ещё дальше Александровский сад. Идти туда нужно было долго, а постоянное сопровождение гувернантки отбивало всякий интерес к прогулкам.