Вольдемар Балязин - Александр Благословенный

Свита Александра разместилась в девяти экипажах.

Вперёд на все станции были отправлены казачьи сотни, и на каждой из станций одна полусотня конвоя сменяла другую. Постоянно находился в свите командир личной охраны Александра генерал-адъютант граф Орлов-Денисов.

По пути в Париж Александр объехал ещё не сдавшуюся, но уже обложенную союзниками крепость Витри, затем приехал в Шалон и остановился там на первый ночлег.

Рано утром 28 июня царская свита и он сам выехали на большую дорогу, шедшую вдоль цветущих берегов Марны. Далее казачьих пикетов не было, и Александр ехал со свитой почти без прикрытия, оставив возле себя лишь полусотню конвоя. Вечером того же дня он въехал в Париж. Путь в 220 вёрст был пройден менее чем за двое суток, и появление русского императора в столице Франции намного раньше его войск было полной неожиданностью для парижан.

Александр, проехав через ворота Сен-Мартен, остановился в Елисейском дворце. Через полчаса к нему прибыл король Франции, совсем недавно вернувшийся в Париж.

На следующий день приехали братья Александра Константин и Михаил, а вслед за тем генералы и офицеры тех дивизий, которые шли к Парижу, — 3-й гренадерской и 2-й кирасирской. Их торжественный вход состоялся через месяц — 29 июля 1815 года.

Таким образом, второй въезд Александра в Париж был совсем иным, чем первый, — почти беспрецедентным в истории, ибо трудно вспомнить, чтобы монарх въезжал в покорённую столицу, оставив свою армию почти в двух сотнях вёрст у себя за спиной.

В Париже Александр по-прежнему поражал жителей города тем, что отправлялся на пешие прогулки без чьего-либо сопровождения, а на прогулки верхом — в сопровождении лишь одного берейтора.

Однако по отношению к солдатам и офицерам своей армии Александр проявлял повышенную требовательность. 3-я гренадерская и 2-я кирасирская дивизии почти беспрерывно занимались строевой подготовкой, офицеры не имели права ходить в партикулярном платье, разводы и смотры следовали один за другим.

Апофеозом всего должен был стать грандиозный военный парад, в котором предстояло принять участие 150 тысячам русских солдат и офицеров при 540 орудиях. Александр желал показать всем присутствовавшим в Париже европейским монархам и царедворцам силу и могущество своей армии.

Сначала местом парада выбрали поле недавней битвы под Фер-Шампенуазом, но потом остановились на окрестностях города Вертю в Шампани, где располагалась обширная равнина и гора Монт-Эме. Чтобы не мешать уборке хлебов, парад назначили на конец августа.

Подготовкой грандиозного действа была занята Главная квартира, где составлялись чертежи, планы и графики движения войск, отрабатывалась система визуальных и звуковых сигналов.

26 августа, в день третьей годовщины Бородинского сражения, состоялась генеральная репетиция.

Авангард, или кор-де-баталь, составляли три пехотных корпуса. За ними стояли драгунские полки, а в третьей линии находились гренадеры, пехота и лёгкая кавалерия. Сигналы для перестроения войск во время движения подавались пушечными выстрелами со склонов горы Монт-Эме.

Корпусами командовали Дохтуров, Раевский, Остен-Сакен, Ермолов, Сабанеев, Винценгероде и Палён.

Как только пушечный выстрел известил о прибытии императора, пехотинцы взяли на плечо, а кавалеристы и 4413 офицеров отсалютовали саблями. По второму выстрелу грянула музыка шестидесяти полковых оркестров и над полем прокатилось могучее «ура». После третьего выстрела войска перестроились в колонны побатальонно, а после четвёртого вся армия выстроилась в одно гигантское каре.

Александр, спустившись с горы, объехал войска, после чего они прошли мимо него церемониальным маршем. Не сдержав восторга, он сказал:

— Я вижу, что моя армия первая в свете: для неё нет ничего невозможного и по самому наружному её виду никакие войска не могут с нею сравниться...

За два следующих дня в Вертю прибыли союзные монархи, сотни офицеров и генералов, тысячи людей, желавших полюбоваться необычайным парадом, назначенным на 29 августа.

В завершение парада во главе большого церемониального марша прошёл сам Александр, салютуя собравшимся шпагой. Братья Александра Николай и Михаил также принимали участие в параде.

Затем был произведён оружейный и орудийный салют, затянувший всё поле над Вертю облаками густого дыма.

На следующий день, 30 августа, в семи походных церквах солдаты и офицеры, отслужив молебен, заслушали приказ о возвращении «в любезное отечество».

Однако не все они жаждали это сделать. Известно, что в 1814—1815 годах из русской армии, находившейся во Франции, дезертировало около 40 тысяч солдат и унтер-офицеров. Их с радостью принимали крестьяне, так как наполеоновские войска унесли ранеными и убитыми до миллиона человек и в хозяйствах очень не хватало работников-мужчин.

Из-за этого обстоятельства своё возвращение в Россию армия осуществляла под неусыпным надзором военной полиции и господ офицеров, а наиболее неблагополучные части отправили морем.

После парада в Вертю у Александра возникла идея создать в Европе союз трёх монархов — русского, австрийского и прусского — с целью утверждения на континенте принципов христианского учения.

Трактат о таком союзе, названном «Священным», был написан самим Александром и состоял из трёх пунктов: пребывать соединёнными неразрывными узами братской дружбы, оказывать друг другу помощь и содействие для охраны веры, правды и мира; почитать себя единым христианским семейством; пригласить все державы к признанию этих правил и к вступлению в Священный союз.

Основой своей политической деятельности три монарха признали Евангелие. Однако первые же практические шаги союзников показали, что они весьма далеки от евангельских принципов.

По второму Парижскому мирному договору, подписанному 8 ноября 1815 года, на Францию налагалась контрибуция в 700 миллионов франков, на её территории на пять лет оставлялась 150-тысячная оккупационная армия (в том числе 27 тысяч русских), а все сокровища искусства, награбленные французами во время революционных и наполеоновских войн и оставленные во Франции по первому Парижскому мирному договору, возвращались их прежним владельцам. От имени России договор подписал князь Разумовский, а Александр в это время был на пути в Петербург. Он побывал в Брюсселе, а затем, проехав всю Францию, направился в Швейцарию, где посетил лишь Базель, Цюрих и Констанц.

Об этом путешествии сохранились записки Михайловского-Данилевского. Он, в частности, писал: «Государь дорогою в Цюрих из Базеля много шёл пешком, любовался богатством земли и неоднократно заходил в крестьянские дома. Дай Бог, подумал я, чтобы вид изобилия, порядка и опрятности, которые он в них, без сомнения, находил, на него подействовали, в чём я и не сомневаюсь, зная, сколь он расположен к улучшению состояния его подданных; но душа его, конечно, страдала, когда он сравнивал состояние вольных швейцарских поселян с нашими крестьянами. Сердце государя напитано свободою; если бы он родился в республике, то он был бы ревностнейшим защитником прав народных. Он первый начал в России вводить некоторое подобие конституционных форм и ограничивать власть самодержавную, но вельможи, окружавшие его, и помещики русские не созрели ещё до политических теорий, составляющих предмет размышлений наших современников. Он не мог сохранить привязанности к людям, которые не в состоянии ценить оснований, соделывающих общества счастливыми; от сего происходит, может быть, неуважение его к русским, предпочтение иностранцев и, что мне даже страшно думать, некоторое охлаждение к России, которая монарха своего до сих пор в полной мере не умеет ценить. Признаемся, что не он, а мы виноваты... никто его не понимал; напротив, многие на него роптали» [226] Сын Отечества. 1817. № 10. С. 136. .