Сергей Мосияш - «Без меня баталии не давать»

— Но я уже отвечал фельдмаршалу, что у нас провианта более чем достаточно. Пороха — полные погреба. Все, слава Богу, сыты.

— Но фельдмаршал считает, что вы понапрасну теряете людей.

— Передай, братец, фельдмаршалу своему, что мы теряем в восемь раз меньше, чем он. Я веду точный счёт вашим и нашим потерям.

— Но фельдмаршал предупреждает, господин комендант, что когда крепость будет взята штурмом, все будут лишены жизни.

— Спасибо, братец, именно поэтому мы и не сдадим города, дабы не стыдно жить было.

— Всё? — спросил барабанщик.

— Всё, всё, братец. Ступай.

Барабанщик повернулся кругом и, ударив в барабан, пошёл от крепости.

— Добро, — глядя вслед барабанщику, сказал унтер. — Сам себе играет, сам себе шагает.

— Да, трудно, видать, и шведу, — сказал Келин. — Раз он то и дело барабанщика шлёт. Крепость край надо, а тут мы упираемся. Что там с апрошами [112] Апроши — осадные рвы для закрытого подхода к крепости, траншеи, приколы. у них?

— Копаются, Алексей Степанович. К стене подбираются.

— Заряд не закладывали?

— Да нет вроде. Мы следим.

— А что охотники?

— Охотники молодцы, головы им поднять не дают. Ныне, сказывают, двух инженеров подстрелили.

— Я пройду к ним.

Келин прошёл к охотникам, находившимся у стыка западной и юго-западной стен. Их он выделил с первого дня осады, с точно определённой задачей: выбивать у противника офицеров и всячески мешать подведению под крепость апрошей и подкопов.

Охотники берегли порох и никогда не делали промахов. Их очень ценил комендант и не пускал на вылазки.

— Вы у меня, братцы, на вес золота. А золотом не разбрасываются, — говаривал он, если кто-то из них начинал проситься на дело.

Келин добрался до охотников, поздоровался, спросил старшего из них:

— Ну что, Афанасьич, мне сказали, вы ещё двух инженеров у короля уничтожили?

— Так точно, Алексей Степанович, сняли двух.

— Как же вы их определяете, который есть инженер, а который просто сапёр?

— Чего проще, господин полковник, инженер лопатой-то брезгует, он больше с прибором возится или с чертежом. Вот и целься.

— Хых! Верно, — усмехнулся Келин. — А я и не догадался.

— Нам бы самого короля, — мечтательно вздохнул Афанасьич. — Но он хитрый чёрт. Два раза приезжал и оба раза дале выстрела держится. С мушкета не возьмёшь, только заряд истратишь.

— Ну что у вас нового?

— Сдаётся нам, Алексей Степанович, вот за тот бугор шведы заряд по апрошам натаскивают. Как стемнеет, видать, будут закладывать.

— Скажи об этом мушкетёрам, пусть займутся. Да своих апостолов не вздумай пустить на дело.

— Ну что вы, Алексей Степанович, разве я нарушу ваш приказ.

— Знаю я вас. Только отвернись, — проворчал Келин и пошёл со стены. «Апостолами» он называл охотников потому, что было их в крепости всего двенадцать, как раз по числу апостолов.

После обеда комендант вызвал к себе командира батальона мушкетёров капитана Волкова.

— Ты не догадываешься, Василий Иванович, чего это швед притих вдруг?

— Раз притих, Алексей Степанович, значит, что-то готовит.

— Готовит взрыв стены, а со взрывом наверняка новый штурм.

— Это как водится.

— Так вот, как стемнеет, возьми своих отчаянных и побывай в апрошах. Шума не поднимайте, действуйте кинжалами.

— Пленных надо?

— Приведите. Не помешают для беседы.

Едва опустилась, загустела весенняя ночь, как группа мушкетёров, бесшумно спустившись по верёвочным лестницам, растаяла в темноте.

Келин стоял на стене, чутко прислушиваясь к стрекоту кузнечиков и другим звукам, доносившимся из степи. Прошло не менее получаса, когда шевельнулась лестница. Кто-то лез по ней.

И вдруг перед Келиным предстал казак с заткнутым ртом и выпученными от страха глазами. За ним явился мушкетёр.

— Вот, господин полковник, капитан велел вам доставить для беседы. А мне надо назад, там грузу много.

— Ступай, — сказал Келин мушкетёру и приказал унтеру: — Петрович, вынь у него пробку изо рта.

Когда унтер вынул кляп, Келин спросил пленного:

— Кто таков? Откуда?

— С Запорожской Сечи я, пан комендант, Егор Голопупенко.

— Что тут под стенами делал?

— Так нам велено под стены подкопы копать. Солдат шведских не велено трудить.

— Ну что ж. Всё правильно. Для изменников самая работа в земле рыться.

— Я не изменник, господин комендант, я не изменник, — взмолился казак, — то нас старшины принудили. Вот ей Христос. Кошевой Костя забивал тех, кто против его был.

— И много вас таких «не изменников»?

— Да все, почитай, ропщут казаки, шо зря за Мазепой пошли. У короля голод великий, хлеба неделями не бывает, а если и дадут пшеницу, то солдаты сами ж и мелют её вручную.

— Что ж с тобой сделать? — сказал задумчиво Келин. — По закону казнить надо.

— Не можно казнить, пан комендант. Я всё можу робыть, шо скажете.

— Ну что ж, будешь для пушек камень дробить, Голопупенко.

— Ой, спасибо, ой, спасибо, пан комендант. Я так радый, шо к своим попався.

— Петрович, вели пока запереть его в сарае, а то как бы от радости он назад к Мазепе не перебежал.

Едва запорожца увели, как полезли по лестнице мушкетёры, почти каждый с парусиновым мешком за спиной. Мешки складывали тут же. Последним явился капитан Волков, увидев Келина, доложил:

— Заряд под самую стену заложили, Алексей Степанович. Мы все вынули. Вот, — он указал на кучу мешков. — Всё порох.

— Милый мой, Василий Иванович, — схватил руку капитана Келин. — Теперь Полтава живёт. Какие ж вы молодцы. Нам теперь пороху на целый месяц хватит. Фу-у, гора с плеч. Теперь хоть посплю спокойно.

— Вряд ли дадут, Алексей Степанович. Раз порох заложили, будет штурм.

В ту ночь, уходя к себе, комендант наказал дежурному офицеру:

— Как начнут штурм — разбудишь.

Он и не подозревал, что именно сегодня за многие бессонные, беспокойные ночи наконец-то отоспится вволю.

Штурм, согласно королевскому приказу, должен был начаться со взрыва стены. Атакующие должны сразу устремиться в пролом. Но взрыва не было, пролома — тоже. И штурм не начался.

И в то время, когда полковник Келин, укрывшись шинелью, спокойно похрапывал на широкой лавке у себя в канцелярии, в штабе шведов король в бешенстве орал на своих генералов:

— Раз-зявы! Проворонить блестяще исполненный подкоп, подарить врагу столько пороху! Молчать!

Но никто и не пытался оправдываться или тем более возражать королю, все генералы были тоже расстроены случившимся. И обиднее всего, что и спросить-то за это было не с кого. Все устроители подкопа были вырезаны ночью русскими.

Стойкость полтавского гарнизона, успешно отбивавшего все штурмы, приводила короля в бешенство. В одном из разговоров со своим духовником Нордбергом Карл признался, что когда он возьмёт Полтаву, то всех защитников изрежет на кусочки.