Сергей Мосияш - «Без меня баталии не давать»

Пётр ещё при жизни был назван Великим. И чем более мы отдаляемся от его времени, тем более убеждаемся в истинном величии этого гения.

Со времён древности история сохранила нам сотни имён знаменитых людей — царей, полководцев, учёных. Но мало кто из них, даже самых прославленных, может встать вровень с Петром I, ибо во всех видах своей деятельности он был талантлив, многогранен и неповторим.

О нём написано много научных и художественных книг, ещё больше появится их в будущем, но ни один автор не может сказать: «Я написал о Петре всё». Пётр неисчерпаем, как океан, необъятен, как Вселенная.

В романе «Без меня баталии не давать» автор постарался показать Петра в наиболее яркие и значительные периоды жизни: во время поездки за границу за знаниями и Полтавской битвы, где во всём блеске проявился его полководческий талант. И Пётр Великий ошибался, но именно как гений он умел учиться на ошибках. Разбив шведов под Полтавой, он, отмечая победу, пил за здоровье своих «учителей», как называл он шведских генералов. Даже в этом — в признании заслуг своих врагов проявилось величие Петра и великодушие гения.

Пётр Великий — гордость русского народа и непреходящая слава России.

Доброму другу Галине Фёдоровне посвящаю

Автор.

Только великий народ способен

иметь великого человека.

У подьячихи Авдотьи Евменовны Золотарёвой день радостным выдался. Её муж Евстигней повёл ныне сына их Василия в Посольский приказ дьяку казать на предмет приискания места там же, где сам трудился в должности подьячего. Сам-то Евстигней цельный год учил сынка грамоте, чтению по Псалтыри, а ещё писать на бумаге.

По чтению-то сынок-золотце Васенька весь Псалтырь на зубок взял, и, когда начинал честь его вслух, мать Авдотья с замиранием сердца слушала, благоговея, а то и слезилась, за сына радуясь. Вот с письмом трудно шло, Евстигней за кажну букву шибко серчал на сына. «Пишешь как курица лапой, — долбил по голове недоросля. — С таким письмом не то, что в приказные, а и в площадные не возьмут». Однако ж додолбил-таки. Хороший почерк стал у Васеньки, буквы ровные, стройные, ровно горшки на полке.

— Ну вот, — сказал намедни Евстигней, — теперь не стыдно и дьяку показать.

И вот ушли с самого ранья, а бедная подьячиха ровно на иголках, сидеть не может, мечется по избе туда-сюда, на кухне едва квашню не опрокинула, хорошо девка Дунька подхватить успела.

— Да ты что, Евменовна, в себе ли?

— Ох, молчи, девка.

— Радоваться надо, что сына в приказ берут.

— Я и радуюсь, но что-то сердце шибко волнуется. Как там Васенька?

— А что Васенька? Пишет гораздо, такие-то завсе на вес золота. Чего беспокоиться?

— Вот когда у тебя такой свой будет, единственный, вот тогда и поймёшь материнско сердце.

Нет, не обмануло ретивое подьячиху, не обмануло. Вскоре явился Васенька, встал в дверях бледный, испуганный.

— Что? — едва выдохнула Евменовна. — Неужто не взяли?

— Взяли, — пролепетал сынок со всхлипом.

— Так что ж ты, — облегчённо вздохнула подьячиха, поняв, что сынок от радости слезу сглотнул.

Парень опустился на лавку у печи, просипел:

— Пи-ить.

— Дунька, воды, — скомандовала подьячиха.

Девка скоренько притащила из сенок ковшик воды с ледком. Васенька попил, поставил ковш. И, словно от воды выпитой, явились слёзы на глазах.

— Пропал я, маменька, пропал.

— Христос с тобой. Что так-то? Ты ж сказал, взяли.

— Взяли. В волонтёры, маменька, взяли.

— В каки таки волонтёры? Что ты городишь? Ты ж в писчики поступать пошёл.

— Вот то-то, — всхлипнул Васенька. — Пошёл в писчики, угодил в волонтёры.

— А что ж отец-то?

— А что отец?

— Ну как же, он же с дьяком договорился.

— А что тот дьяк? Государь явился, он вместе со всеми носом в пол пал.

— Какой государь?

— Какой, какой. У нас один он, Пётр Лексеич. Царь.

— Ты расскажи хоть толком, сынок, — попросила Евменовна, тёплой ладонью отерев слезинку со щеки у сына. — Как было-то?

— Ну как? Пришли. Дьяк посадил писать меня, проверить, годен ли по письму я. Пишу я, он за спиной стоит. «Изрядно, — хвалит, — изрядно». А тут на вот те, царь на пороге. Все пали перед ним, а я замешкался, из-за стола вылезая. А он-то в два шага — и уж возле стоит. «Ты написал?» — спрашивает, лист беря. Я, отвечаю. «Значит, грамотен?» Грамотен, говорю, государь, вот пришёл место в приказе просить. «Место в приказе?» — переспрашивает. А тут дьяк с колен поднялся, говорит, вот, мол, государь, к себе берём парня. А царь и скажи: «Вас тут, чернильных душ, и так густо, а я парня в волонтёры забираю». Повернулся к сопровождающему кому-то: «Плещеев, запиши его в свою десятку». И пошёл к главе приказа, к Нарышкину [1] Лев Кириллович Нарышкин (1664—1705) — боярин, в 1690—1702 гг. возглавлял Посольский приказ. Дядя Петра I со стороны матери. . Плещеев записал меня и велел к двадцать третьему февраля на Красной площади быть, оттель, сказал, за рубеж побежим.

— Но ты б сказал, мол, жениться собираешься, уж и невеста, мол, есть.

— Сказал я.

— А он?

— А он засмеялся, говорит: «Женитьба — не гоньба, поспеешь».

Вот тебе и нарадовалась подьячиха.

— Это всё ты, дура стоеросовая, — напустилась на Дуньку. — Ты сглазила.

— Я? — дивилась девка.

— Ты молотила: «Сынка в приказ берут». Вот и накаркала. Бедный мой дитятко, — причитала Евменовна, приклоняя к себе голову сына. — Да за что нам напасть этакая? За каки таки грехи?

Дуньку за язык дёрнуло:

— А може, в волонтирах-то лепш, чем в писчиках.

— Замолчи, дура, — рявкнула подьячиха и опять завыла ровно по покойнику: — Да кабы знать нам беду эту, да рази б пошли мы в приказ этот проклятущий.

Вытьём своим травила Евменовна не только себя, а и сына своего разнесчастного. Вася тоже слезами заливался, правда, не выл, лишь соплями швыркал. Жизнь-то у него рушилась, ему уж и невесту присмотрели у Бухвостовых, сказывали, девка кровь с молоком, рассчитывали, как Васятко устроится в приказе да станет деньгу получать, так и женить можно. А вот как обернулось. В волонтёры какие-то записали, за тридевять земель гонят. Было б за что, а то ведь ни сном ни духом — и нате вам.

К вечеру побитым псом явился из приказа домой сам Евстигней. Был невесел, хотя и в подпитии, наверное, кому-то челобитную писал, заработал на кружку.