Евгений Сухов - Окаянная Русь

— Государь! К Твери нужно идти! — орал Прошка. — В полон попадёшь!

Кольчуга на спине Прошки разодрана, шлем помят. Достал его вражий меч, и, если бы не полумаска, лежать бы ему бездыханным.

Повернул коня Василий Васильевич и, увлекая за собой остатки дружины, поспешил к Твери.

Борис Александрович, тверской князь, Василия встретил радушно. Распростёр руки и обнял по-родственному. Великий князь Васька, но уже не московский. Москва осталась за Юрием Дмитриевичем. Однако сказал не то, что думал:

— Не часто ты ко мне заезжаешь. Братину с вином моему гостю, да чтобы до краёв налили!

Принесли братину и с поклоном протянули Василию. Глаза у тверского князя светлые, будто и не знает о печали.

— За помощью я к тебе, Борис Александрович, — не стал лукавить Василий. — Разбил меня мой дядя на Клязьме и отчину отобрал. Некуда мне теперь идти. Давай соберёмся с дружинами и выгоним его из Москвы.

Крякнул от досады князь Борис. Отмолчаться бы, да нельзя — Василий ответа ждёт. Братина в руке великого князя подрагивала, и вино быстрыми капельками падало на носок сапога.

— Знаешь ли ты, Василий, что князь Юрий ко мне заезжал, чтобы уговорить на тебя пойти?

— Знаю, что ты отказался, Борис Александрович. Спасибо тебе на этом. Вот поэтому я и здесь. — Вино побежало тонкой струйкой. Поднёс братину Василий к губам, но пить не стал, решил дождаться ответа Юрия.

— О чём угодно проси меня, Василий Васильевич, но только не об этом. Не хочу я в междоусобице быть.

— А ведь если бы я был московским князем, не отказался бы!

Борис Александрович молчал.

Василий Васильевич облизнул пересохшие губы, а потом далеко в сторону швырнул братину с вином.

Теперь путь великого князя лежал в Коломну.

До Костромы доехали только через неделю. Усталое воинство искало отдыха.

— Открывай ворота! — гудел Прошка. — Московский князь приехал!

Не славили великого князя многошумные колокола, не вышли из города бояре, чтобы встретить Василия Васильевича в радости, поддержать под руки и ввести в светлицу. На стенах мрачные ратники, и голос тысяцкого зло трубил:

— Московский князь?! Дружины его не вижу, видать, всю на поле потерял. Ладно, откройте им ворота, пусть переночуют.

Отворились ворота, и Василий Васильевич въехал в город. Едва сошёл с коня, как услышал злой голос тысяцкого:

— Слушайте меня, отроки! Хватайте московского князя! Да покрепче руки ему вяжите! Не Ваське мы служим, а благоверному Юрию Дмитриевичу!

Василия Васильевича опрокинули наземь, стянули руки за спиной ремнями, а тысяцкий не успокаивается:

— Крепче вяжите! Крепче!

Отшвырнуть бы их в сторону, взять меч да пройтись по шеям супостатов, но сил уже нет. Всё битва отобрала.

Прошка на коне волчком вертится, к себе не подпускает и сулицей [26] Сулица — метательное копьё с лёгким и тонким древком длиной до 1,5 м. колет. Попробуй подступись!

— Хватай его! Чего рты пораззявили?! Или совсем одурели?! — орал тысяцкий. — Будет вам от князя Юрия Дмитриевича!

Только на миг оглянулся Прошка Пришелец, чтобы посмотреть, крепка ли стража у Василия Васильевича, как получил удар по голове и свалился с седла. Заломали Прошке руки, только хруст пошёл.

— У, басурмане! — бранился Прошка. — Христопродавцы! Ведь государя же своего обижаете! Кому служите, ироды! Одумайтесь!

— Бить в колокола! — распорядился тысяцкий. — Юрий Дмитриевич к городу подходит.

Князь Юрий с дружиной въезжал в город уже не Галицким князем, а московским великим князем. Колокола радушно басили, возвещая благую весть.

Иван Всеволожский ехал подле Юрия, и разгорячённый конь то и дело норовил вырваться вперёд. Боярин сдерживал его и не давал ходу, опасался быть впереди князя-победителя.

И года не прошло, как митрополит Фотий скончался, а Русь уже стонет от междоусобной войны, изнывает её большое тело от ран, льётся невинная кровушка. Митрополит был той силой, которая способна удержать кровопролитие. Боялся митрополита князь Юрий. Он был единственным человеком на Руси, перед кем сын Дмитрия Донского снимал шапку.

Коломна — второй город после Москвы. Именно сюда великий князь сажал своего старшего сына, именно с этого удела он возвращался в стольный город. Коломна на Руси славилась высокими церквами и резными хороминами, даже колокольный звон здесь был по-особому чист и высок. И сам город ухожен и горделив. Жителей Коломны не удивишь ни приходом великого князя, ни многочисленной ратью, ни кровавой сечей. Доводилось видеть городу и гнев великокняжеский и милость великую. Единственное, чего не видели горожане, так это пленения московского князя. И Василий Васильевич, словно дикий зверь, был посажен в железную клетку.

Юрий Дмитриевич, победителем въезжая в Коломну, перекрестился. Шапку скидывать не стал (негоже московскому князю голову перед смердами обнажать) и, повернувшись к тысяцкому, спросил:

— Где Василий? Взглянуть хочу.

— Пойдём, государь. Здесь он, окаянный, у терема княжеского дожидается. Как он со товарищами явился, так мы его сразу и повязали! Теперь не уйдёт, теперь он в твоей воле!

Шуршал под ногами песок, но идти было легко. Во всём Коломна была лучше прочих городов, даже грязи поменьше, а домов крепких да изукрашенных — великое множество!

Покоробило Юрия Дмитриевича от увиденного. Кольчуга на Василии драная, голова бесстыдно обнажена, на щеках запёкшаяся кровь, а сам, будто злыдень какой, в клетку упрятан.

Видно, так устроен человек, что не может он не чувствовать боль сородича, даже если находится с ним в тяжкой вражде. «Горемыка этот Василий Васильевич, — подумал князь Юрий. — В беде зачат. Видно, тащить ему этот груз до самой домовины».

— Сказано же было не своевольничать! — не на шутку осерчал Юрий. — Перед вами великий князь, а не холоп бесправный! Зачем его в клетку железную заперли, как медведя свирепого?! Снять с Василия Васильевича железо! — И уже тише, в самое ухо тысяцкому: — Держать князя в монастыре, и стражу крепкую приставить. Никого к нему не пускать! Бояре и дружина Василия пускай идут по домам. Вся Русь должна знать, что Юрий Дмитриевич крови понапрасну не льёт!

Шестьдесят вёрст отделяют Коломну от Москвы. Этот небольшой путь можно одолеть за сутки, однако Юрий Дмитриевич не торопился. Пугала его Москва. Теперь он ехал в стольную не гостем, а хозяином земли Русской. Был бы он помоложе, город стал бы для него наградой. А так сколько ему править? Как ещё московиты его встретят? Привыкли они к Василию, знают его с малолетства. И отец его, и дед были великими московскими князьями. Юрий успокаивал себя тем, что за ним старина. «А придёт время — и Василий на московский стол сядет». Не удержать сейчас отроку такой земли, Москва ведь характер имеет!