Андрей Серба - Заставлю вспомнить Русь...

— Спрашиваешь, как могла я поверить, что хазарская конница двинется на Русь, а не поскачет против войск багдадского халифа на Кавказ? — не сказала, а скорее прошипела Ольга. — А как ты поверил в то, что император Нового Рима поплывёт в тёплые моря, а не станет поджидать тебя со всем своим флотом на пути к Царьграду? Хочешь знать, почему я позволила убедить себя, что корабли патрикия Варды собираются подняться по Днепру и осадить с пехотой из Климат Киев, а не поджидать в Сурожском проливе тебя? А как тебе взбрело в голову, что в днепровском лимане тебе устроена хитроумная ловушка, когда там было всего-навсего восемь ромейских кораблей, выставленных напоказ для таких глупцов, как ты со своими воеводами, которые от их вида удирали до Сурожского моря? Говоришь, что у женщин волос длинный, а ум короткий? А каким был твой ум, когда боги у Перунова источника на Лысой горе и воеводы на раде предупреждали тебя о грядущей неудаче затеянного набега на Царьград, а ты упёрся на своём? Заявляешь, что на моём месте ты без труда разгадал бы все козни ромеев и хазар? Так почему ты на своём месте не разгадал козни одного лишь ромейского императора, и, не отправь я к Сурожскому морю конницу Рогдая, кто знает, стоял бы ты сейчас в этой горнице или остался бы навсегда в Дикой степи? Какие мы все умные-разумные на чужом месте и после того, как всё завершилось и стало ясным...

Подняв глаза, Ольга увидела, как побагровело лицо Игоря, как закусил он от ярости губу, как с хрустом сжались в кулаки его пальцы. Не договорив, Ольга придержала язык.

Зачем она уподобилась мужу, впавшему в неистовство там, где это совершенно ни к чему? Впрочем, Игоря как раз и можно понять: его душу ещё жжёт позор недавнего поражения, и сейчас он, пользуясь подвернувшимся удобным случаем, выплёскивает на неё всю накопившуюся в нём злость. Но даже будь дело иначе, разве одерживает умная жена верх над мужем, отвечая грубостью на грубость, оскорблением на оскорбление? О нет, чтобы одержать победу над самым грозным мужем, у неё имеется совсем другое оружие — показное послушание и притворные ласки. Почему забыла она об этом безотказном оружии, которое так помогло ей совсем недавно, когда Игорь убрал стражу от её покоев? Надо прибегнуть к нему и сегодня.

Прежде чем Игорь успел что-либо ответить на её обличительную речь, Ольга обняла его за плечи, прижалась грудью. Запрокинув голову, посмотрела ему снизу вверх в глаза, тихо, взволнованно зашептала:

— Любый, о чём мы говорим? Так ли должны вести себя муж и жена, избежавшие стольких бед и встретившиеся в добром здравии? Зачем бередим ещё не зарубцевавшиеся раны, копаемся в горьком прошлом, ежели нужно думать о будущем? Не только о нашем, но и его будущем. — Ольга обхватила кисть правой руки Игоря, стала водить её ладонью по своему заметно округлившемуся животу. — Чувствуешь его? Скоро он будет с нами, и ты станешь готовить себе наследника, продолжателя дел своих.

Не прекращая гладить Игоревой ладонью свой живот, Ольга ткнулась лицом ему в грудь, заговорила, едва сдерживая рыдания:

— Ты укоряешь меня, что я напрасно приняла новую веру, поскольку Руси не страшны ни ромеи, ни хазары, ни их союз. Ты убеждён, что, даже захвати вороги Киев, они никогда не завоевали бы Русь, раскинувшуюся от Русского до Варяжского моря и от Карпатских гор до Дикой степи. Ты прав, сегодняшней Русской державе не опасен никакой неприятель, вздумавший не ограничиться набегом за добычей, а покорить её своей власти. Но, принимая новую веру, я думала не только о судьбе Руси, но и нашего ещё не увидевшего свет ребёнка, будущего княжича-наследника. Что стало бы со мной и, значит, с ним, возьми вороги Киев и захвати окрестные Полянские земли? Кому и где я нужна, ждущая ребёнка и, следовательно, не способная организовать борьбу с вторгнувшимися чужеземцами? А коли этого не могу сделать я, великая княгиня, этим занялись бы другие князья, например, Древлянский, Полоцкий, Новгородский. И когда один из них, взявший остальных князей под свою руку, изгнал бы ворога из пределов родной земли и прослыл её избавителем, думаешь, он вспомнил бы обо мне и нашем сыне и пригласил нас, как твоих законных наследников, на стол великих киевских князей? Нет, он занял бы его сам! Ты мыслишь иначе?

Игорь молчал, и ободрённая Ольга, прерывая изредка речь тихими всхлипываниями, продолжала:

— Не ведаю, смирились бы с властью нового самозваного великого князя его бывшие сподвижники или затеяли междоусобицу за верховенство над Русью, но в одном убеждена твёрдо — роду Рюриковичей на столе великих киевских князей наступил бы конец. Принимая христианство, я спасала не столько Русь, которая устояла бы перед любым недругом, сколько власть Рюриковичей над Киевом и всей Русской землёй! Я сберегала нашего будущего сына и всех тех, кто должен пойти от его семени! Я не позволяла замарать добрую память о всех князьях из рода Рюриков, ибо новый великий князь наверняка постарался бы втоптать в грязь все их деяния, дабы возвысить собственные. Рюрику он припомнил бы умерщвление призвавших его на княжение словенских старшин и гибель новгородского воеводы Вадима Храброго [59] Вадим Храбрый — полулегендарный вождь новгородцев. Был убит Рюриком. , Олегу — вероломное убийство киевских Полянских князей Аскольда и Дира, тебе — неудачные походы на Хвалынское и Русское моря. Своим крещением я спасла род Рюриков от гибели м недоброй памяти о них потомков!

Ты по-прежнему считаешь мой крестик на шее слишком дорогой ценой за всё мной перечисленное? — робко спросила она.

Тяжело дыша, Игорь опять не ответил, и Ольга поняла, что его гнев проходит. Она победила мужа, одержала над ним верх! Значит, ей удалось выбрать верное оружие в поединке с Игорем. Однако торжествовать ещё рано, её победа должна быть полной и не вызывать сомнений не только у неё, но и у мужа.

— Принимая христианство, я прежде всего заботилась о нас с тобой и будущем княжиче-наследнике. Я думала, как сохранить за ним стол киевских князей, ежели тебе суждено погибнуть в походе, и какую жизнь нам следует вести, возвратись ты домой, чтобы воспитать сына достойным великим князем Руси. Ведь в последнее время мы не всегда с тобой ладили, поскольку злые языки наговаривали тебе, что якобы я стремлюсь захватить власти больше, нежели её надлежит иметь великой княгине. Я не хочу, чтобы подобные разговоры продолжались после рождения сына, служа причиной размолвок между нами, и моя новая вера — надёжный залог, что их больше не будет. Какая вообще может быть власть у великой княгини — христианки в языческой державе, какой вес может иметь её слово для язычников-воевод и язычников-бояр, привыкших видеть в человеке с крестом на груди только врага? Когда наши недоброжелатели-завистники перестанут настраивать тебя против меня, между нами воцарят мир и понимание, и мы оба займёмся воспитанием сына-княжича. Любый, разве ты не желаешь того же?