Аркадий Кудря - Правитель Аляски

Потянувшись через стол, доктор Шеффер поочерёдно чокнулся с промышленниками.

— Эх, к такому бы столу да ещё бы огурчик солёный, — мечтательно сказал лысоватый, лет сорока Алексей Однорядкин.

— Со временем будут у нас и огурчики. У нас всё будет, — заверил доктор Шеффер. Но оставшиеся до полуночи пятнадцать минут он решил посвятить другой теме. — Скажите, Фёдор Болеславович, — обратился он к Лещинскому, — нет ли в связи с последними событиями какой-либо смуты среди наших людей, беспокойства, умственного брожения?

— Брожение, Егор Николаевич, у нас только в чанах, где вино настаивается, — под ободрительный гогот промышленников ответил Лещинский. — А ежели вы насчёт того, что в долине Шеффера случилось, так народ наш толкует, что просто по пьянке всё так вышло. Канаки, как выпьют, тоже бузить горазды.

— А об аресте Водсворта что толкуют?

— Не понимают многие, за что да почему арестован капитан.

— Придётся всем объяснить, — сделал для себя вывод доктор Шеффер. — А вот нападение на винокурню и убийство охранника-алеута представляется мне делом более серьёзным и опасным. За этим бунтом могут стоять наши враги, агенты Джона Эббетса и Натана Уиншипа. Именно их происками можно объяснить единственную неудачу, которая постигла нас в уходящем году, — разграбление фактории и изгнание наших людей с острова Оаху. Но нашим врагам просто так это не пройдёт. Когда получим подмогу от Баранова, я собираюсь свести с ними счёты.

Доктор Шеффер взглянул на часы. Стрелки приближались к полуночи.

— Пора, господа промышленные и верные соратники мои, и за наступающий год бокалы поднять. — Он встал, прокашлялся, чтобы голос был чистым: — Выпьем за то, чтобы новый, тысяча восемьсот семнадцатый год, как и предыдущий, оправдал очень большие надежды, которые мы на него возлагаем!

— Ура! — крикнул Фёдор Лещинский, и другие гости его поддержали.

Чокнулись, выпили. Доктор Шеффер вновь заговорил:

— Инциденты, случившиеся в канун Нового года, не должны нас напугать и замедлить наше движение к конечной победе. Не забывайте: на Оаху, на острове Гавайи достаточно людей, которым наши успехи словно нож в сердце. Они радуются каждому нашему промаху, исходят злобой при каждой нашей удаче. Они будут и дальше интриговать против нас, строить ловушки. Меня предупреждал об их коварстве Александр Андреевич. Но я не мог предвидеть силу их злобы и ненависти, как только они увидели в русских серьёзных соперников в торговле. Позвольте, господа, очертить вам некоторые мои планы на будущее и перспективы нашей небольшой, но сплочённой колонии. Недавно я посчитал, что принесёт нам, нашей компании, возделывание этих земель, разумное их использование. Хочу ознакомить вас с некоторыми моими прикидками. Начну с хлопка. На днях на опытной плантации площадью десять квадратных саженей я снял первый урожай — около трёхсот пудов хлопка отменного качества, очищенного от семян. В июне можно будет получить второй урожай. Он должен быть более высоким. На тех землях, которые уже принадлежат компании, можно ежегодно выращивать хлопок стоимостью двести тысяч пиастров. А ежели нам удастся закрепиться на других Сандвичевых островах, то выращивание одного только хлопка принесёт компании не менее пяти миллионов гишпанских пиастров!

Челюсти промышленников перестали жевать: потрясла цифра.

— Далее — маис и таро, очень важные культуры для пропитания северо-западных владений компании. На стандартном поле в шестьсот квадратных футов я получил урожай маиса в сто шестьдесят пудов. По моим подсчётам, на полях Кауаи маис принесёт нам двести — триста тысяч гишпанских пиастров. Мы будем выращивать здесь табак, производить соль. Табак, ежели считать очень и очень скромно, даст не менее ста тысяч пиастров в год. Всё сандаловое дерево, растущее на Кауаи, принадлежит, согласно моему договору с королём, нашей компании. Реализация этого товара в Китае — это ещё не менее двухсот тысяч гишпанских пиастров ежегодно. Огромное будущее у сахарного тростника, масляничных орехов кукуй, находящих всё большее применение в медицине. А виноград, апельсины, лимоны, бананы, папайя? Со временем мы пробьём торговые пути и в Кантон, и в Южную Америку, и в Японию, и на Филиппины. Благодаря нашему господству на Сандвичевых островах Россия станет контролировать всю торговлю в этом районе. Вот теперь, друзья мои соратники, когда я изложил вам наши перспективы, вы должны яснее понять, за что мы боремся и что мы собираемся здесь утвердить!

Доктор Шеффер, уставший от продолжительный речи, с облегчением перевёл дыхание. Глаза его лихорадочно блестели, на щеках выступил румянец.

Лещинский, потом Никифоров, Однорядкин зааплодировали.

— Прямо, Егор Николаевич, дух от вашей речи захватило, — покачал головой Филипп Осипов.

— Вот это горизонты! — восхищённо выдохнул Однорядкин.

— Но осуществление этих планов, — вновь вернулся к любимой теме доктор Шеффер, — зависит, как понимаете, не только от нас с вами. Нас должно поддержать в этих планах руководство компании в Санкт-Петербурге, и я не сомневаюсь, что оно нас поддержит. Нас должны поддержать и государь император, и правительство Российской империи. Выпьем же за здоровье благодетеля нашего государя императора!

Теперь уже пили часто — за всю императорскую семью, за Баранова, за доктора Шеффера, жадно закусывали. Попробовали даже спеть хором сочинённую Барановым песню в честь русских промышленников.

Расходились далеко за полночь. С моря задувал свежий ветер. На фактории, где собрались рядовые промышленники, ещё продолжалось гулянье, слышались развесёлые песни. Один из промышленников хотел отметить наступление Нового года ружейной пальбой. Его с трудом удержали, дабы не потревожил деревню.

Доктор Шеффер, проводив гостей, вышел прогуляться к гавани. На «Ильмене» горели огни в нескольких каютах: должно быть, и там веселились моряки во главе с Джорджем Янгом. На стоявшем ближе к берегу «Кадьяке» огней, кроме сигнального фонаря, видно не было. Арестант Уильям Водсворт, вероятно, спал. Так тебе и надо, с мстительным чувством подумал о нём доктор Шеффер. Предатель Водсворт сам выбрал свою судьбу.

Борт «Кадьяка»,

1 января 1817 года

Очнувшись и обнаружив себя отнюдь не в русской фактории, а в корабельной каюте, капитан Уильям Водсворт начал усиленно вспоминать, каким образом он сюда попал. Вчера он пил с кем-то из русских, потом пил один, а что же было дальше? Каюта, в какой он находился, была отнюдь не его просторной капитанской каютой на «Ильмене». На его корабле вообще не было такой каюты. Кажется, он на «Кадьяке».