Юрий Тубольцев - Катон

Блюдя свое царское достоинство, Птолемей не спешил встречаться с рим-лянином, ожидая, что тот сам явится к нему с визитом. Но Катон оказался не менее принципиальным, чему способствовало его недомогание, и оставался дома. Выдержав безрезультатную паузу, Птолемей вздохнул, спрятал гордость в драгоценный ларец, где уже покоилась корона, и направил царственные стопы к скромному жилищу Катона. Там его ожидал еще более неприятный сюрприз: римлянин даже не поднялся ему навстречу и приветствовал его сидя. Увы, к несчастью Птолемея, Катон оценивал людей не по титулам, а исключительно по их собственным качествам, потому он почтительно вставал при виде Посидония, но египетского царя принимал как обычного посетителя.

Терзаясь бессильным гневом, царственная персона в своем желании уязвить нелюбезного хозяина дома намеками на его якобы расчетливое пренебрежение к утратившему былое могущество человеку, поведала о себе больше, чем хотела, и Катон понял, что перед ним не столько монарх, сколько изгнанник. Это пробудило в нем искреннее сочувствие, и он стал расспрашивать гостя о его делах уже более заинтересовано. Царя всегда отделяла от людей буферная зона из корысти, лести и ненависти, потому искренний интерес к нему Катона подействовал на него, как неразбавленное вино. Ощутив хмельное головокружение от естественного, не разбавленного корыстью человеческого общения, царь, напрочь забыв, кто из них самодержец, без утайки рассказал обо всех своих трудностях и детально об-рисовал ситуацию в Египте.

Выслушав гостя, Марк задумался, а потом сказал:

- В Рим тебе, Птолемей, ехать не следует. Ты выбрал себе в покровители страшных людей. Для них не существует в мире иных ценностей, кроме сугубо личной выгоды. Человека они рассматривают лишь как средство для достижения успеха, либо как помеху себе. Сейчас ты, Птолемей, ничего не можешь им дать, а значит, ты для них не существуешь. Эти люди ничем не помогут тебе, только окончательно выпотрошат.

- Но из твоих слов, почтенный Порций, можно сделать вывод, что в Риме есть и другие люди... - неуверенно заметил озадаченный царь.

- Есть, - подтвердил Катон, - но к ним тоже не следует обращаться. Они ничего не хотят знать и решать потому, что им ничего не нужно, кроме убожества их роскошных дворцов и вилл.

На это Птолемей отреагировал лишь вопросительным взглядом.

- Правда, существуют и третьи, - задумчиво произнес Марк, - у них есть и воля, и уменье, чтобы взяться за любое дело, но они сейчас лишены возможности действовать, они в опале.

- Так у кого же мне искать поддержки?

- Только не у римлян, точнее, не в Риме.

- А что же делать?

- Возвращайся в Египет, - уверенно сказал Марк. - Да, тебе придется пойти на уступки оппозиции, ограничить свою власть, но таким способом ты сохранишь больше, чем потеряешь.

- Не представляю, как все это исполнить теперь, когда я уже оставил Александрию, - со вздохом промолвил Птолемей. - Сейчас меня могут вернуть на трон только ваши легионы.

- Следует сделать выгодные предложения наиболее видным из твоих вра-гов, - не приняв во внимание сомнения царя, продолжал Катон, - кому именно, мы обсудим вместе. У меня на этот счет есть кое-какие соображения. Перетянув их на свою сторону, ты внесешь раскол в стан врага, а это откроет путь к победе.

- Все это проблематично, - заметил царь, - если я дам придворные должности врагам, от меня отвернутся друзья.

- Настоящие друзья не отвернутся, поскольку такой твой ход оправдан, а вот вредоносную шелуху сдует, как ветром, - возразил Катон. - Кроме того, в твоем распоряжении окажется помощь Рима, - с улыбкой добавил он, - поскольку я сам поеду с тобою и буду отстаивать твои интересы как всеми своими силами, так и именем великой державы, которую я представляю.

Готовность Катона отправиться в Александрию свидетельствовала о том, что римлянин искренне верит в успех, и это соображение вдохновило Птолемея. Он признал план Катона единственно возможным в сложившейся ситуации и лишь попросил отсрочки на несколько дней, чтобы обдумать детали предстоящей операции.

Итог встречи с царем порадовал Катона. Правда, восстановление на троне египетского монарха напрямую не было связано с непосредственным заданием Катона. Однако это дело само по себе значило для Рима и стабильности в Средиземноморье гораздо больше, чем аннексия Кипра, а в случае успеха могло также стать существенным фактором для урегулирования кипрской проблемы.

Важность предстоящего мероприятия воодушевила Катона. У него даже появилась надежда через Египет повлиять на Рим, ведь, если бы во главе огромной и богатой страны оказался человек, обязанный ему, Катону, а значит, и всей партии римской аристократии, это усилило бы позиции республиканских сил в мире и их авторитет в столице. Вопрос о политическом весе римских партий вне Рима был тогда весьма актуальным, поскольку при сохранении полисного правления римское государство фактически уже давно вышло за пределы городской черты, и кризис власти во многом определялся этим несоответствием. Триумвиры искали себе опору именно в провинциях, в чем и состояла их прогрессивная роль, каковая, однако, тем и исчерпывалась, так как для решения проблемы они не могли предложить ничего иного, кроме протухшей в тысячелетних проклятиях монархии. Пьедесталом для возвышения Помпея служил Восток, где даже такой мыслитель как Посидоний считал его гением и прочил ему владычество над миром, и, кроме того, регионы Италии, в которых были расселены его ветераны. Цезарь создавал себе плацдарм для войны с Республикой в Галлии, а Красс уже тогда вынашивал планы завоевания Парфии. Нобили же были активны только в ку-рии, и их интересы за пределами померия не распространялись дальше их рос-кошных вилл в Лации и Кампании. И вот Катону неожиданно представился шанс изменить расстановку сил в пользу своей партии в масштабах всего Средиземноморья. Он стряхнул с себя цепи пессимизма и стал энергично готовиться к грядущей схватке, вырабатывая различные тактические схемы и подыскивая себе союзников в близлежащих странах и самом Египте.

Однако судьба снова нанесла удар Катону, не простив ему и слабой вспышки надежды. Незаметно подкравшись со спины, она грубо сшибла его с ног и затем в очередной раз провела под ярмом. В разгаре бурной деятельности Марк вдруг узнал, что царь, отказавшись от их замысла, отплыл в Италию. Как потом выяснилось, этот слабовольный человек изменил принятое решение под воздействием фаворитов. Причем, опасаясь, что их господин снова может поддаться доводам римлянина, они уговорили Птолемея уехать, не прощаясь с Катоном. По всей видимости, эти советчики внушили царю, что его дружба с ним не понравится Цезарю и Помпею, у которых предполагалось искать помощи. Однако никто из триумвиров не оценил предательского поведения египтянина по отношению к их политическому врагу, и, вообще, все произошло так, как предсказывал Катон. Три года Птолемей обивал пороги домов римских вельмож, посыпал им дорогу золо-тыми монетами и раскаивался в своем поступке, прежде чем Помпей снизошел и согласился завоевать Египет для своего царственного слуги.