Юрий Тубольцев - Катон

Чтобы реализовать такую программу, Катону первым делом следовало обеспечить себе независимость. Его репутация была такова, что никто не посмел бы предпринять в отношении него попытку подкупа или шантажа, но тогда существовало другое могучее оружие для подчинения магистратов государства воле отдельных лиц. Раньше ценность должности для римлян заключалась в возможности реализовать свои способности на виду у всех сограждан и этим завоевать авторитет, любовь народа и вписать свое имя в историю Отечества. Но в эпоху, когда люди, их чувства и взаимоотношения в значительной степени утратили ценность, которая была перенесена на деньги, государственная должность стала средством к достижению богатства, а самое большое богатство сулило наместничество в провинции. Однако провинция провинции - рознь: можно было получить Галлию, большое войско и сделаться великим императором и Крезом, а можно было загреметь в такую дыру на краю света, откуда непросто выбраться даже за свои деньги. Вот триумвиры и посчитали, что таким рычагом как распределение провинций, они смогут манипулировать Катоном, тем более что после успешной миссии на Кипре у того проснулись административные наклонности. Но Катон, насквозь видевший всевозможных великих императоров, завоевателей, повелителей и душителей, ввергавших в благоговейный экстаз историков последующих эпох, досконально знавший приводной механизм этих выдающихся в глазах экс-плуататорских цивилизаций людей, сразу же по вступлении в должность обезо-ружил триумвиров, вообще отказавшись от провинции.

Желая еще больше подчеркнуть свою неподкупность и презрение к тому, что особенно высоко ценилось новой знатью, Катон ходил на форум и в базилику, где рассматривались судебные дела, в облачении первозданного римлянина: при любой погоде - в одной тоге и босиком. Сначала столь строгий вид претора произвел на граждан благоприятное впечатление, но затем его враги, не умея противостоять ему по существу, прибегли к своему обычному оружию - клевете и цинизму. "А Катон-то наш совсем опустился. Он не считает нужным привести себя в порядок даже для официального исполнения должностных обязанностей, - говорили они в толпе, - такая небрежность свидетельствует о его неуважении к согражданам". "А я слышал, будто он и судит-то порою под хмельком", - усмехаясь в рукав, заявлял кто-нибудь в ответ. "Это - оскорбление граждан, это - поруганье достоинства претуры, это - унижение Республики!" - следовал заблаговременно и хорошо оплаченный приговор. Побывав под перекрестным огнем таких обвинений, простолюдины уже не знали, как им воспринимать нарочито скромный облик Катона, и многие, желая не отстать от того, что им казалось общественным мне-нием, пренебрежительно хихикали над ним.

Катон не пытался противодействовать этим наветам. Он считал их проблемой общества, а не личности. Где гниль, там и мухи, где основную массу народа составляют обыватели, там неизбежно распространение сплетен и клеветы. Он целиком сосредоточился на своем главном деле.

Будучи опытным политиком, Марк знал, что для реализации какой-либо программы необходимо прежде всего создать команду единомышленников. Этим он и занялся в первую очередь. Однако, разговаривая с людьми, Катон еще раз столкнулся с синдромом упадка личности у своих соотечественников. Почти все его собеседники соглашались с ним на словах, признавали необходимость и справедливость предлагаемых им мер, но отказывались содействовать ему. Мысль о возможной угрозе их особнякам, виллам и рыбным садкам со стороны всемогущих триумвиров заставляла их опускать глаза перед Катоном и что-то бормотать о неотложных делах: собственность мертвым грузом висела у них на шее и лишала их малейшей свободы. Но Рим все еще был Римом, а не хлевом для раскормленного скота, потому что в нем оставались римляне. После многих идейных битв Катон, наконец, создал боеспособную группу государственных людей, основу которой составили консул Домиций Агенобарб и преторы Сервилий и Гай Альфий. Домиций и Сервилий являлись давними соратниками Катона. Альфий же примкнул к союзу потому, что ввиду своего скромного происхождения не мог рассчи-тывать на дальнейшую карьеру и хотел прославиться украшенной реальными делами претурой, тогда как многие другие молодые преторы, мечтая о консулате, использовали занимаемую должность, лишь для того чтобы получше угодить триумвирам.

Собрав собственное войско, Катон обратил взор на вражеские редуты. Главными целями для стрел Фемиды он избрал: претора Ватиния, являвшегося как бы третьей рукой Цезаря, которой тот выполнял самую грязную работу; консуляра Габиния, служившего Помпею тараном, крушащим законы Республики; и тестя Цезаря, Кальпурния, в чье консульство триумвиры резко усугубили нанесенный Цезарем удар государству. Каждый из этих высоких политических деятелей совершил столько преступлений против Республики, что ему не хватило бы десяти жизней для искупления вины и десяти голов - для секиры правосудия. Однако Катон понимал, что на суде он столкнется с мощным противодействием, потому с Катоновой скрупулезностью взялся за подготовку грядущих процессов. Он нашел толковых, а самое главное, смелых обвинителей, наметил судей и развернул широкомасштабное расследование, в котором были задействованы десятки людей, так или иначе пострадавших от триумвиров.

Пока формировался материал для основных процессов, Катон организовал множество других дел, где скамья подсудимых была предоставлена прочим исполнителям воли триумвиров, рангом помельче. Однако не всех их удалось осудить.

Выяснилось, что почти каждый судебный процесс в то время являлся политикой, бизнесом и всем, чем угодно, только не актом справедливости. Давно почувствовав угрозу правосудию со стороны денег, римляне реформировали судебную систему, стараясь сделать ее менее уязвимой для золотой ржавчины, разъедавшей их государство. Во избежание пристрастия и подкупа судьи набирались из трех сословий: сенаторов, всадников и эрарных трибунов, а число их порою приближалось к сотне. Усложнилась и сама процедура суда, который теперь мог продолжаться несколько месяцев. Но так как эти меры не устраняли корень всех зол, заключавшийся в количественной оценке людей, то, в конечном счете, они привели лишь к тому, что победу в суде мог одержать только очень богатый, а следовательно, и особо преступный человек. Реформы дали результат, противоположный желаемому. Потому-то лучший судебный оратор, лучший защитник и лучший обвинитель всех времен и народов Марк Туллий Цицерон в конце концов пришел к мрачному выводу, что суд в Риме отсутствует, что он уничтожен, как и сама Республика.