Юрий Тубольцев - Катон

Напитавшись идеями стоиков, Катон как бы воскрес для новой жизни. Там, где более не справлялась политика, отступали законы права и морали, в дело вступит философия и спасет мир - думал он.

Со всем пылом юности и свойственным ему упорством Марк принялся пропагандировать стоицизм среди сверстников и поучать их, основываясь уже не на практической римской морали, а на глубокомысленной теоретической нравственности эллинистического учения. Он давал читать товарищам труды выдающихся людей, в которых был спрессован гигантский созидательный потенциал интеллекта, но все, к кому он обращался, оставались бесстрастны, как песчаная пыль в безжизненной пустыне. Он произносил перед ними пламенные речи, озаряющие светом разума все мироздание, но они зажмуривали глаза, чтобы не видеть нестерпимого сиянья. Он сообщал им глобальные идеи, которые, овладев сознанием людей, могли бы безо всяких войн и прочих потрясений принести человечеству счастье, но это никого вокруг не интересовало.

Попав в лапы циничной властительницы Адаптации, люди понуро плелись проложенной для них тропинкой, страшась совершить шаг в сторону, и им невозможно было объяснить, что покатая тропа ведет их не к водопою, а к гибельной пропасти. В конце концов "чудачества" Катона так надоели окружающим, что его стали сторониться, а иногда даже грозили в ответ на словесные доводы представить кулачный аргумент. Получалось, как у Платона, изобразившего такую картину современного ему общества: люди подобны узникам, сидящим в оковах в пещере лицом к стене, которые в своем обыденном знании уверены, что мир это и есть их пещера, куда едва проникает тусклою струей вышний свет, бросающий тени от предметов на экран стены, расположенный перед глазами людей, и эти уродливые тени они считают реальностью, настоящим и единственным миром; но, если кто-то из них напряжением всех сил сбросит оковы, выберется наверх и увидит солнце, лес, море и вольных птиц, парящих в небесах, а затем возвратится в пещеру, чтобы освободить из плена своих собратьев, они подвергнут его самым чудовищным обвинениям в ереси, оскорбят, осмеют, а если будет упорствовать в намерении вывести их на свободу, свирепо растерзают его.

Все это удивляло и обижало Марка. Но его уныние было недолгим, сама молодость выступала в качестве фактора оптимизма, жизнь двигалась вперед и звала его с собою.

Настал день совершеннолетия Марка Порция Катона, и, облачившись в белую тогу взрослого, он в сопровождении родственников и друзей совершил торжественное восхождение на Капитолий в храм Юпитера.

Став самостоятельным полноправным гражданином, он получил отцовское наследство, выражавшееся довольно большой суммой в сто двадцать талантов серебра, купил дом и зажил отдельно от родственников.

Вскоре после этого образовалась вакансия в коллегии жрецов Аполлона, и из уважения к суровому образу жизни Катона ему предложили принять почетный сан.

В Риме религия имела светский характер и не накладывала особых ограничений на личность жреца. Однако Марк никогда не стремился к званиям и должностям ради них самих. Если представлялась возможность занять какое-либо общественно-значимое положение, в своем выборе он исходил из возможности принести пользу в новой роли, что, кстати, соответствовало требованиям стоицизма. Многие религиозные культы в Риме постепенно превратились в чисто ритуальные, декоративные мероприятия, не очень-то обременяющие служителей. Культ Аполлона относился к их числу, и совершить нечто значительное в роли жреца Прекрасного бога не представлялось возможным. Но в последнее время значительно усилилось влияние восточных, варварских, по понятиям римлян, религий. Это было связано и с притоком в столицу мира большого количества азиатов, и с неудовлетворенностью жизнью, а значит, и традиционными верованиями коренных граждан, и с общим нравственным упадком населения, ищущего новых, острых впечатлений, дабы заполнить ими опустевшую душу. Именно с целью подкрепить государственный культ и получить платформу для противостояния иноземным влияниям в этой области Катон принял решение стать жрецом Аполлона.

Для солидности своего положения в римском обществе ему теперь не хва-тало только жены.

Испокон веков все римские аристократы стремились быть полководцами и политиками, но народ вручал судьбу государства лишь достойным. Избирая вождя, римляне не только слушали, что говорит кандидат, но и смотрели, как он живет, первейшее значение они придавали его моральному облику. Почтенный гражданин помимо прочего должен был иметь полноценное и устойчивое семейное положение, уважением пользовались добропорядочные отцы семейств с безукоризненной репутацией. В последние десятилетия и в этой области произошли нравственные сдвиги или, точнее, оползни, но Катон жил в согласии с вековыми устоями римского народа и потому, не поддаваясь легкомысленным современным веяниям, старался добротно устроить свое семейное положение.

До тех пор он не знал ни одной женщины. "Любовь и похоть - разные вещи, - говорил его знаменитый прадед, - куда приходит одна, оттуда уходит другая". Марк помнил это изречение и не хотел высшее менять на низшее в угоду животной, как учили стоики, составляющей человеческой природы. На проституток он смотрел с искренним, естественным презрением нравственно здорового человека и называл их сточной канавой для пороков. Среди служанок иногда попадались чистые прелестные создания, но, обладая изящным телом, они имели неразвитую, изуродованную рабской долей душу и потому не могли серьезно увлечь Катона, а вспышки слепой чувственности он тушил усилием воли, видя в этом хорошее упражнение для воспитания стоического характера.

Было и еще одно обстоятельство, отвращавшее его от соблазнов, источае-мых дешевыми прелестями доступных особей противоположного пола. Дело в том, что в его сердце глубоко запечатлелось одно, еще детское переживание. Однажды, когда ему было семь лет, он подрался с противным конопатым мальчуганом, защищая, как обычно, справедливость. Неукротимый в своей ярости Марк в несколько мгновений одолел неприятеля, но не успел как следует наставить его на путь истинный, так как тот вырвался и пустился в бегство. Ратоборец высшей из всех человеческих добродетелей бросился в погоню, но случайно налетел на какое-то живое препятствие и вместе с ним покатился в пыль. Очнувшись, он обнаружил, что сжимает в крепких объятиях жаждущих расправы с врагом рук перепуганную девочку примерно одних лет с ним. Она смотрела на него во все глаза, готовясь громко заплакать. Марк оторопел от неожиданности и неосторожно простер душу синему взору коварной женщины в невинном детском обличии. Девочка быстрее овладела собою и уже раскрыла рот для надрывных рыданий, как вдруг звонко рассмеялась. Ее лицо разом преобразилось, вспыхнуло каким-то счастливым сияньем, и этот взрыв веселья нанес ему невидимый удар такой силы, какой не обладала ни одна затрещина из полученных им во всех предыдущих баталиях. Бедный мальчик сконфузился и поник, но почему-то никак не хотел выпускать свою нечаянную жертву из объятий. Девочка рассердилась и стала вырываться, а он стиснул ее еще крепче. Вдруг она смутилась и затихла. Их взгляды еще раз встретились, и, возможно, именно тогда у Марка возникло духовное вле-чение к божественной синеве небес, воспетой суровыми стоиками. Тут он с виноватым видом выпустил ее, и она, одарив его еще одной жгучей вспышкой смеха, убежала прочь.