Кэтлин Макгоуэн - Тайна Магдалины

— Вот, кстати, некоторые из них. Я называю их «Компания угломеров». Они проводят всю свою жизнь, анализируя священную геометрию на географических картах. Вы хотите узнать их мнение по поводу значения «Et in Arcadia ego»? Они могут дать вам анаграммы на двенадцати разных языках и перевести их в математические уравнения.

Тамми показала на привлекательную, но заносчивого вида женщину, одетую в костюм в стиле «Тюдор». Золотая буква «М» с жемчужиной неправильной формы свисала с цепочки на ее шее. «Компания угломеров» с раболепным видом толпилась вокруг нее.

— Дама в центре называет себя потомком Марии, королевы Шотландской.

Как будто почувствовав, что они говорят о ней, женщина повернулась и пристально посмотрела в их сторону. Она остановила свой взгляд на Морин и оглядела ее сверху вниз с явным презрением, прежде чем вернуться к своим фаворитам.

— Высокомерная сука, — выругалась Тамми. — Она является центром якобы тайного общества, желающего восстановить династию Стюартов на британском престоле. В своем лице, конечно.

Морин была поражена богатым разнообразием мнений и мировоззрений, которые были представлены в этой комнате, не говоря уже об особенностях отдельных личностей.

Питер наклонился к ней и язвительно заметил:

— Фрейд нашел бы здесь обширное поле для работы.

Морин рассмеялась, но потом снова обратила внимание на группу британцев напротив.

— А как Синклер относится к ней? Он шотландец и, скорее всего, родственник Стюартов, — спросила она. Ее интерес к Синклеру возрастал — а Мария, королева Шотландская определенно была красива.

— О, он знает, что она чокнутая. Не надо недооценивать Берри. Он одержимый, но не дурак.

— Взгляните-ка, — прервал их Дерек, по-ребячески быстро отвлекаясь. — Вон идет Ганс со своей известной бандой. Я слышал, Синклер как-то чуть не выгнал его.

— Почему? — интерес Морин к Лангедоку и порожденной им странной, эзотерической субкультуре все возрастал.

— Они — охотники за сокровищами в самом буквальном смысле, — вмешался сэр Исаак. — Ходят слухи, будто это они совсем недавно воспользовались динамитом в горах Синклера.

Морин посмотрела на группу крупных, громогласных немцев. Их костюмы не улучшали их вида — все они были одеты как варвары.

— Кого, по их мнению, они изображают?

— Вестготов, — ответил сэр Исаак. — В седьмом и восьмом веке эта часть Франции была их территорией. Немцы верят, что тут спрятаны сокровища вестготского короля.

Тамми продолжила:

— Для европейцев это равноценно открытию гробницы Тутанхамона. Золото, драгоценности, бесценные артефакты. Стандартный набор сокровищ.

Еще одна шумная группа гостей прошла через комнату, чуть не задев Питера и Тамми. Пятеро облаченных в мантии мужчин шли следом за женщиной, закутанной в яркие ближневосточные покрывала. Она несла на блюде гротескную человеческую голову. Мужчина позади нее выкрикивал, явно обращаясь к отрубленной голове:

— Поговори с нами, Бафомет, поговори с нами!

Когда они прошли, Тамми пожала плечами и пояснила:

— Крестители.

— Ненастоящие, естественно, — вступил в разговор Дерек.

— Да. Ненастоящие.

Питер был заинтригован:

— Что вы имеете в виду под словом «ненастоящие»?

Тамми повернулась к нему.

— Я уверена, вы знаете, какой сегодня день по христианскому календарю, отец?

Питер кивнул:

— День святого Иоанна Крестителя.

— Истинные последователи Иоанна Крестителя никогда бы не пришли на подобную вечеринку в день его праздника, — продолжал Дерек. — Это святотатство.

Тамми закончила объяснение:

— Очень консервативная группа, по крайней мере ее европейская ветвь. — Она кивнула в направлении женщины с головой: — Пародия. Довольно грубая, смею добавить. Хотя это их и не оправдывает.

Гости в бальном зале наблюдали за пародией с разной степенью изумления. Одни откровенно смеялись; другие качали головами; третьи смотрели с возмущением.

Дерек, явно неспособный долго задерживаться на одной теме, прервал разговор:

— Мне нужно выпить. Кто хочет что-нибудь из бара?

Питер воспользовался уходом Дерека как возможностью извиниться и отойти на время. Его костюм сидел плохо, и он чувствовал себя очень неуютно по причинам, гораздо более важным, чем одежда. Он сказал Морин, что пойдет поищет уборную, однако вышел прямо в патио. Помимо всего, он был во Франции — наверняка кто-нибудь угостит его сигаретой.

К Морин и Тамми подошел француз, невероятно элегантный, несмотря на свою простую катарскую мантию. Он кивнул Тамми и поклонился Морин.

— Bienvenue, Marie de Negre.1

Почувствовав себя неловко от такого внимания, Морин рассмеялась:

— Простите, я плохо понимаю по-французски.

Француз заговорил на безупречном, надо подчеркнуть, английском языке:

— Я сказал: «Этот цвет вам идет».

С другой стороны комнаты раздался голос, зовущий Тамми. Морин взглянула туда, подумав, что это, вероятно, Дерек, потом снова посмотрела на Тамми, которая просияла от радости.

— Ага! Похоже, в баре Дерек припер к стенке одного из моих потенциальных инвесторов. Извинишь меня, если я отойду на минутку?

В мгновение ока Тамми исчезла, оставив Морин с таинственным французом. Он поцеловал ей правую руку, на миг задержавшись, чтобы взглянуть на узор на ее кольце, а потом официально представился:

— Я — Жан-Клод де ла Мот. Беранже говорит, что мы с вами родственники. Моя бабушка тоже носила фамилию Паскаль.

— Правда? — Морин была взволнована этой связью.

— Да. Здесь, в Лангедоке есть еще несколько Паскалей. Вы ведь знаете нашу историю?

— На самом деле — нет. Мне стыдно, но почти все узнала от лорда Синклера за эти несколько дней. Я бы хотела узнать побольше о своей семье.

Танцоры в нарядах Версаля восемнадцатого века кружились мимо них, пока Жан-Клод рассказывал:

— Фамилия Паскаль — одна из самых старых во Франции. Это имя, которое взяла одна из великих катарских семей, прямые потомки Иисуса и Марии Магдалины. Большую часть семьи уничтожили во время крестового похода против нашего народа. Тех, кто остался в живых после резни в Монсегюре, позже сожгли заживо как еретиков. Но некоторым удалось бежать, позднее они стали советниками при королях и королевах Франции.

Жан-Клод жестом показал на пару танцоров, одетых в точности как Мария-Антуанетта и Людовик XVI.

— Мария-Антуанетта и Людовик? — удивилась Морин.

— Oui.1 Мария-Антуанетта была Габсбург, а Людовик — Бурбон, оба — потомки Династии от разных ветвей. Они объединяли две линии крови, вот почему люди их так боялись. Революция произошла отчасти от страха, что две семьи объединятся вместе и образуют самую могущественную династию в мире. Вы бывали в Версале, мадемуазель?