Алексей Ракитин - Убийство на Знаменской

Деликатно постучав в третий номер, Алексей прошёл было мимо, однако, тишина за дверью его смутила, и он вернулся. По заведённому порядку клиент не должен был открывать дверь коридорному, но обязан был отозваться на его стук хотя бы односложной фразой: «да», «иду», «помню», «заканчиваю», как угодно. Если же клиент не отзывался на стук, то это могло указывать на какое-то неблагополучие в номере: клиент пьян, клиенту сделалось плохо, наконец, клиент уже покинул номер, не поставив коридорного в известность. Последнее являлось грубейшим нарушением гостиничных правил, за которое персонал всегда получал строжайшее взыскание управляющего.

Полозов вторично постучал в дверь, громко, с вызовом, по-хозяйски. В номере царила тишина. Алексей не то чтобы испугался или заволновался — нет, просто испытал вполне понятное раздражение: ему вот-вот предстояло сдавать смену, а у него в номере задерживается клиент, скорее всего невменяемо пьяный. Тривиальность ситуации не делала её менее неприятной.

Воткнув в дырку замка мастер-ключ, открывавший все двери на этаже, Алексей нарочито громко загремел им, после чего открыл дверь и остановился на пороге.

— Прошу прощения, господа! — сказал в пространство за дверью и прислушался.

В номере стояла полнейшая тишина. Кровать не заскрипела, ноги не зашаркали… Полозов вошёл и громко, однако, со всею возможной учтивостью в голосе, проговорил:

— Осмелюсь напомнить господам, что уже почти без четверти девять утра…

Никакой реакции. Обычно в подобных ситуациях тут же раздавались осипшие спросонья мужские и женские голоса, иногда взволнованные, иногда ёрничавшие, и люди заплетавшимися языками начинали охать и изумляться, что уже утро, и как же это они так проспали… Но не в этот раз.

Весь номер представлял собой большую, лишь немногим менее десяти квадратных саженей комнату, разделенную глухими портьерами на три части: прихожую, гостиную с мягкой мебелью и альков с кроватью. Со своей позиции возле двери Полозов мог видеть разбросанные тут и сям в гостиной детали мужской одежды, стало быть, клиент не сбежал из номера. А потому Алексей возвысил голос и ещё раз учтиво окликнул посетителей:

— Господа, доброе утро…

Коридорный сделал два шага и осторожно отодвинул тяжелую плюшевую портьеру, отделявшую прихожую от гостиной, дабы получше видеть обстановку. Из-за другой полузадёрнутой шторы, отделявшей альков от гостиной, виднелась часть кровати, а на ней ноги мужчины. Ноги не шевелились, что было весьма нехорошим признаком. Последний раз, когда оказалось, что клиенты пьяны до бесчувствия, их пришлось на руках выносить в каморку швейцара, где они отсыпались до глубокого вечера. Та ещё была морока! Да и уборка номера после их «художеств» заняла более часа вместо положенных тридцати минут. Вся эта история обернулась для гостиницы потерей дохода, а для Алексея Полозова — выволочкой управляющего и штрафом аж в пятнадцать рублей — за недосмотр. Тогда ему особо было поставлено на вид требование недопустимости подобных инцидентов впредь, поскольку таковые порочат честь заведения.

Помятуя тот крайне неприятный случай, Алексей, несколько напрягшись, подошёл к полузадернутой портьере перед альковом и заглянул за нее. То, что он там увидел, потрясло его. На кровати навзничь лежал мужчина, но вовсе не пьяный, а залитый кровью и безусловно мёртвый. Мертвее некуда. На шее его зиял громадный разрез, глубокий и несколько приоткрытый, так что чернела трахея. Лицо представляло собой кровавое месиво, получившееся из-за множества резаных ран, хаотично нанесённых в разных направлениях; брови, нос, щёки, губы — всё было посечено длинными пересекающимися разрезами, невообразимо исказившими лицо убитого. И труп, и всё постельное бельё вокруг него были залиты кровью, правда, уже несколько подсохшей, местами впитавшейся в простыни.

Коридорный в ужасе отшатнулся. Нет, он был вовсе не робкого десятка, но вид растерзанного тела оказался не просто страшным, а мучительно-отталкивающим. Смотреть на зарезанного человека было крайне тяжело, а обилие крови и её специфический запах подействовали на Полозова настолько угнетающе, что его замутило. Почувствовав, как к горлу подступает тяжёлый противный ком, и помимо воли шевелятся волосы на затылке, Алексей с воплем бросился вон из номера. Выскочив в коридор и яростно захлопнув за собой дверь злополучного третьего номера, Полозов почувствовал предательскую слабость в ногах. Привалившись спиной к стене, он постарался перевести дух и взять себя в руки, чтобы закрыть дверь на ключ, но ему не хватало воздуха, и содержимое желудка неодолимо просилось наружу. Ключ как назло не лез в замочную скважину, скользя в покрывшихся холодным потом руках.

Так и не сумев закрыть дверь номера на замок, Полозов, белый как мел, пробежал по коридору, добрался до лестницы и, прикрыв за собой стеклянную двустворчатую дверь в коридор второго этажа, закричал, перегнувшись через лестничные перила:

— Степан, Степан, срочно дворника! Где наш дворник?! Тут у нас такое!..

Эхо понесло сдавленный крик Алексея по всем пролётам широкой лестницы, разделенной на четыре марша между этажами. Внизу, там, где начиналась рубиновая ковровая дорожка, взбегавшая до третьего этажа, показалась дородная фигура швейцара Степана. Задрав голову и придерживая фуражку рукой, чтоб не свалилась, Степан басовито спросил:

— Да что случилось-то?

— Убийство у нас! В третьем номере, — сбегая вниз по лестнице, задыхаясь от волнения, выкрикнул Алексей.

Конечно, это являлось нарушением предписания управляющего, требовавшего соблюдать спокойствие в любых обстоятельствах, но до спокойствия ли было теперь? И как бы сам управляющий повёл себя, если бы довелось ему оказаться на месте Полозова?

— Почему убийство? Может, сам кто помер? — спросил рассудительный щвейцар, но коридорный только рукой махнул:

— Там вся кровать в кровищи, что ты! Где дворник? Надо бы послать его в околоток, за полицией. И управляющему доложить. Пётр Казимирович уже прибыл?

Началась суета, дурацкая беготня, поиски дворника, как назло исчезнувшегося как раз в ту минуту, когда в нём возникла нужда. Всполошились горничные и коридорные с других этажей, слышавшие крик Полозова. Сам Полозов, схватив дольку лимона в буфете — чтобы не мутило! — бросился на поиски управляющего. Коридорный прекрасно понимал, что ему не следует нарушать инструкцию о первичном докладе начальству обо всех происшествиях. Весть о страшном преступлении, произошедшем ночью в третьем номере второго этажа, вмиг облетела тихую обитель плотского порока и вырвала её из того дремотного состояния, в котором она пребывала в этот утренний час.