Алексей Ракитин - Убийство на Знаменской

— Ну, кровь… Эка невидаль! — без всяких затей объяснила Прасковья. — Да у нас через раз попадается пачканое бельё. Девицы, что собой зарабатывают, в любую пору клиентов принимают, даже когда природой не велено. Да и господа хороши, особо с женщинами не церемонятся — не своё же! А уж кровь на полотенце или вино — это иной раз и не разобрать, пятна одинаковые.

— А скажите, Прасковья, можно сейчас взглянуть на те испачканные полотенца? — полюбопытствовал Иванов.

— Да как же разберешь, те это или не те? Бельё всё одинаковое, всё в общие корзины сваливается. Их уже, поди, дворник прачкам нашим снёс. Но если хотите, можно взглянуть.

И горничная повела сыщиков в дальний конец коридора, туда, где рядом с чёрной лестницей помещался чулан для хозяйственных нужд. Однако, там сыскных агентов ожидало глубокое разочарование: корзины с бельём стояли пусты, что означало, что дворник сработал без проволочек.

— Эх, долго мы канителились, — вздохнул Гаевский. — Хотя, если по уму рассуждать, ничего бы это бельё нам не дало!

— Ну да, — не без скепсиса в голосе отозвался Иванов, — если не считать того, что в случае самопоранения убийцы он бы оставил след на полотенце. Мы бы определили размер раны и её местоположение… а в остальном, конечно, ничего.

— Это в том случае, если он действительно порезался, — в тон ему ответил Владислав. — Только мне кажется, что убийца, не забывающий смазать замок и дверные петли, не забудет купить и хороший нож с упором для руки. Это только истеричные барышни, да алкоголики с кухонными ножами убивать бросаются. А наш убийца не из таких…

Сыскные агенты отправились вниз, к портье, который хотя и закончил смену, но не уходил домой, дожидаясь допроса. Портье оказался худощавым мужчиной лет сорока пяти, с изрядной лысиной, маскируемой особым зачёсом остатков волос, и плутовским выражением блуждающих глаз. Звали его Егор Федорович Васильев и уже по первым произнесённым им фразам можно было заключить, что это человек ловкий и осторожный. Он услужливо продемонстрировал сыщикам кассовый журнал, куда были отмечены все поселения в гостинице за истекшую ночь. Всего записей о найме номеров второго этажа оказалось двенадцать. Второй номер, в точном соответствии со словами горничной, был занят дважды: с 21.15 до 23.00 и потом с 1.30 ночи до 6.30 утра. Фамилии клиентов не указывались, регистрировалось только время пребывания в гостинице. В особой графе напротив каждого номера проставлялась сумма, уплаченная клиентом. В первом случае заплачено пять рублей, во втором — девять. Иванов вспомнил слова коридорного о минимальной ставке, которую должны были вносить даже те, кто задерживался в апартаментах менее трёх часов.

— Вы помните, как выглядели последние клиенты, заселённые во второй номер? — спросил у портье Иванов.

Васильев бодро заговорил как о чём-то вполне для себя ясном. Видимо, он уже проанализировал события минувшей ночи и сам для себя всё решил.

— Хорошо их запомнил. У нас к утру клиентов поменьше становится. Да и были они приметные. Мужчине где-то под сорок, может, чуть за сорок. Хорошо одет. Пальто светлое драповое, песочного цвета. Дорогое пальто, хорошее. Шляпа чуть темнее, фетровая, с коричневой атласной лентой. Бумажник… ммм… чёрный, из полированной кожи с каким-то тиснёным гербом. Ростом… ну, чуть повыше вот вас, — портье глазами указал на Гаевского, — Примерно на полдюйма.

— Значит, примерно два аршина девять вершков, — прикинул Иванов.

— Да-с, вероятно именно так. Лицо такое… необычное.

— И чем же оно необычное?

— Да как бы это сказать… строгое. У нас же тут иные такими падишахами себя держат, особенно купчики подгулявшие, с девицами… А этот… даже как будто невесел. Строг-с, одним словом. Гм, как будто бы не в дом свиданий явился, а к причастию встал, уж не сочтите такое сравнение фривольным. Да, вот ещё — трость у него была. То ли коричневое, то ли красное дерево, как правильно такой цвет называется… типа вишни… с массивной латунной ручкой в форме львиной головы. Красивая трость, и вероятно, тяжёлая.

— Ну, а еще что-нибудь? Детали лица запомнили: цвет глаз, волос, может, усы или борода? — выспрашивал Иванов.

— Глаза — светлые, серые, слегка навыкате. Блондин. Волосы слегка вьются, средней длины. Носогубная складка такая, — портье провёл пальцем от носа к краю губы, — заметная. Нос прямой, средний — не толстый и не тонкий. Без бороды и усов.

— Подбородок: выдающийся вперёд? скошенный назад? узкий? раздвоенный? с ямочкой?

— Без ямочки, овальный, гладко выбритый. Совершенно обычный, без выраженных особенностей.

Сыщики переглянулись не без скрытого удовлетворения. Портье давал очень даже неплохое описание внешности, что вселяло надежду на успех последующих розысков.

— А его дама? Тоже из девиц известного сорта? — полюбопытствовал Гаевский.

— Никак нет-с. Про даму я толком ничего не понял, но определённо она не из ЭТИХ, это точно. Она даже к стойке не подошла, стояла в сторонке.

— А как выглядела?

— Скромно, но не в смысле дешёво, а как бы неброско, что ли… Шляпка с вуалью, лицо бледное. Глаз я не видел, а губы свежие, пухлые, приятной формы. Росту невысокого, примерно два аршина и шесть дюймов. Да, пожалуй, так. Зонтик ещё у нее был.

— Молода девица-то?

— Ну, не старая, конечно, фигура такая… стройная. Я бы дал ей от двадцати пяти до тридцати лет.

— Одежду описать можете?

Васильев задумался, глядя куда-то мимо Гаевского, потом встрепенулся:

— Платье, такое… с голубым, поверх приталенный жакет насыщенного синего цвета… его можно даже назвать фиолетовым. Красивый цвет, фасон… хорошо сочетается с платьем. Так панельные «шкуры» не одеваются! Шляпка с синими лентами. И вуаль тоже синяя. Сейчас, говорят, в Париже цветная вуаль — самый писк моды.

— Егор Фёдорович, вы очень ценные описания даёте, — похвалил свидетеля Иванов. — А узнать сможете мужчину или женщину?

— Честно признаюсь, что дамочку опознаю только в том случае, если она будет одета точно так же, — портье развёл руками. — А вот кавалера, пожалуй, опознать смогу без особых затруднений. Особенно, если на руки его взгляну и… и на портмоне.

— Что ж такого примечательного в его руках?

— А у меня, знаете ли, такая привычка — я руки почему-то хорошо запоминаю. А у него они были особенные: крупные, сильные, и форма ногтей редкая — ногти выпуклые, гладкие, продолговатые. Ногти обработанные, ухоженные. Кроме того, есть у него приметка: на ногте четвертого пальца правой руки чёрное пятно — видимо, прищемил когда-то. Либо прибил чем-то. Да, осмелюсь заметить… — портье несколько замялся и умолк.

— Продолжайте, Егор Фёдорович, — приободрил его Агафон.