Патрик Рамбо - Битва

— Возможно, сир.

— Я с хорошими новостями, — сказал Бертье, входя в кабинет. — Ваше величество будет доволен.

— Давайте, выкладывайте, порадуйте мое величество!

Император присел на банкетку и надел белые чулки, а слуга, отвечающий за обувь, помог ему натянуть сапоги.

Бертье доложил ситуацию с учетом последних сведений, полученных этим утром.

— Дивизии Мармона и Макдональда соединились на перевале Земмеринг [101] Земмеринг — перевал через Альпы, соединяющий федеральные земли Австрии Штирия и Нижняя Австрия. Расположен на высоте 935 метров над уровнем моря. . Итальянская армия в данный момент движется к Вене.

— Что слышно об эрцгерцоге Иоанне?

— Он не смог сохранить свои позиции и отступил в Венгрию.

— Эрцгерцог Карл?

— Сидит в своем лагере.

— Ну и дурак!

— Да, сир, однако наша относительная неудача вызвала оживление среди наших недругов в Европе...

— Вот видите, Корвизар, — пожаловался император врачу, — этот негодяй хочет, чтобы я заболел!

— Нет, сир, он дает вам пищу для размышлений.

— Что еще? — спросил император у Бертье.

— Русские выступили против нас в Моравии, но царь Александр заверяет ваше величество в своей дружбе.

— Конечно! Ему совершенно не хочется, чтобы австрийцы вернулись в Польшу! Он засыпает меня любезностями, но не дает ни одного своего казака! Как дела в Париже?

— В столице и даже при дворе ходят слухи о поражении. Ваша сестра Каролина сильно обеспокоена этим. Активность на бирже упала.

— Чертовы банкиры! Чем там занят Фуше?

— Герцог Отрантский держит ситуацию под контролем, никто даже пикнуть не смеет.

— Каков плут! Отличный барометр! Если он не предает, значит, у него есть свои интересы!

— Наши опасения относительно англичан не подтвердились, — продолжал Бертье. — Они больше не грозят захватом Голландии...

— Папа римский?

— Он отлучил вас от церкви, сир.

— Ах, да! Я совсем забыл. Кто командует нашими жандармами в Риме?

— Генерал Раде.

— Вы уверены в этом офицере?

— Да, сир. Именно он реорганизовал нашу жандармерию. Кроме того, генерал наилучшим образом проявил себя в Неаполе и Тоскане.

— Где сейчас эта свинья папа?

— В Квиринале, сир.

— Пусть Раде организует его похищение и арестует!

— Арестовать папу?!

— Желательно увезти его подальше от Рима, например, во Флоренцию. Его наглость мне уже надоела, от нее у меня обостряется экзема, не так ли, Корвизар? И не стройте такое лицо, Бертье! Тут дело не в религии, а в политике. — Наполеон оглядел свои сапоги и повернулся к слуге, ответственному за императорскую обувь: — Вы когда-нибудь видели такую кожу? Она трескается, несмотря на ваксу!

— Вам нужны новые сапоги, сир.

— Во сколько они обойдутся?

— Франков в восемнадцать, ваше величество.

— Слишком дорого! Бертье, для парада все готово?

— Войска ждут вас.

— Публика тоже собралась?

— Еще бы! Венцы любят парады, к тому же им хочется вас увидеть.

— Subito!

Последующие полтора часа Наполеон, затянутый в мундир полковника гренадеров, провел под палящим солнцем верхом на белой лошади в окружении офицеров своего штаба. Мимо в безупречном строю под музыку продефилировала императорская гвардия. Солдаты отдохнули и привели себя в порядок; все, чему полагалось блестеть, ослепительно сверкало в лучах солнца, и публика бурно аплодировала развернутым знаменам. Император хотел показать, что его армия не уничтожена, а кровопролитные сражения на берегу Дуная были для нее не более чем досадным препятствием. Парад должен был произвести впечатление на жителей Вены и поднять боевой дух солдат. Когда парад закончился, Наполеон слез с лошади и через главный двор замка направился ко дворцу. В это время из толпы зевак вышел, миновав жидкое оцепление, какой-то молодой человек. Бертье остановил его:

— Что вам угодно?

— Увидеть императора.

— Если речь идет о прошении, то дайте его мне, я доведу содержание документа до сведения его величества.

— Я хочу поговорить с ним лично.

— Это невозможно. До свидания, молодой человек.

Генерал-майор дал знак жандармам оттеснить юношу обратно в празднично настроенную толпу, а сам присоединился к императору во внутренних покоях дворца. Но молодой человек продолжал настойчиво лезть вперед, он снова просочился через строй жандармов и пошел к дворцу. На этот раз сам жандармский полковник попросил юношу покинуть двор замка, но горящий взгляд и возбужденный вид парня вызвали у полковника смутное беспокойство, и он велел своим людям задержать настырного просителя. Тот начал отбиваться, его редингот слегка распахнулся, и офицер заметил под ним рукоять ножа. Нож немедленно отобрали, а задержанного отвели к одному из адъютантов императора. Дежурил генерал Рапп, эльзасец по происхождению, и дальнейший разговор продолжился по-немецки.

— Вы австриец?

— Немец.

— Для чего вам этот нож?

— Убить Наполеона.

— Вы отдаете себе отчет в сказанном вами?

— Я слышу голос Бога.

— Как вас зовут?

— Фридрих Стапс.

— Вы сильно побледнели.

— Потому что я не выполнил свою миссию.

— Почему вы хотели убить его величество?

— Об этом я могу сказать только ему.

Когда императору доложили об этой истории, он согласился встретиться со Стапсом. Наполеон удивился молодости несостоявшегося убийцы и рассмеялся:

— Это же ребенок!

— Ему семнадцать лет, сир, — доложил генерал Рапп.

— А выглядит на двенадцать! Он говорит по-французски?

— Плохо.

— Тогда переводите, Рапп. — Император обратился к Стапсу: — Почему вы хотели убить меня?

— Потому что вы несете несчастье моей стране.

— Ваш отец, несомненно, погиб во время сражения?

— Нет.

— Я навредил лично вам?

— Как и всем немцам.

— Так вы иллюминат!

— Я совершенно здоров.

— Кто внушил вам эти взгляды?

— Никто.

— Бертье, — обратился император к генерал-майору, — пригласите к нам милейшего Корвизара...

Пришел врач, его ввели в курс дела, и он, осмотрев молодого человека, заключил:

— Остаточного возбуждения нет, сердечный ритм в норме. У вашего убийцы отменное здоровье...

— Вот видите! — торжествующе воскликнул Стапс.

— Сударь, — сказал ему император, — если вы попросите у меня прощения, то будете свободны. Все, что произошло — не более чем ребячество.

— Я не стану просить прощения.

— Inferno! Но вы же собирались совершить преступление!

— Убить вас — это не преступление, а благодеяние.

— Если я вас помилую, вы обещаете вернуться домой?

— Тогда я начну все сначала.

Наполеон постукивал сапогом по паркету. Этот допрос начинал ему надоедать. Он опустил голову, чтобы не встречаться взглядом со Стапсом, и, сменив тон, сухо произнес: