Кондратий Татаришвили - Мамлюк

Гусейн-ага внимательно осмотрел мальчика: ощупал мускулы, заставил открыть рот, проверил зубы. По лицу аги скользнула довольная улыбка.

— Он хорошо сложен! Будет отличным мамлюком! — заметил Али-эффенди.

Гусейн-ага лукаво посмотрел на Хвичо и прикусил губу.

— Привез специально для Селек-эффенди! Он, вероятно, вот-вот подойдет! — степенно добавил эффенди Али.

Гусейн-ага взглянул на ребенка, словно говоря ему:

«Ты ведь понимаешь, сынок, мы оба так насобачились в торговле, что нам друг друга не обмануть».

— Хорошо, хорошо, эффенди! — ответил Гусейн-ага и после некоторого размышления обратился к мальчику: — Ну, малыш, а бороться ты умеешь?

Хвичо не понял вопроса. Окружающие растолковали ему, в чем дело, и он утвердительно кивнул головой.

— Отлично! Так давай, эффенди, заставим его с кем-нибудь побороться.

— Пожалуйста, — ответил Али, — но с кем? С невольником?

— Нет, нет?.. Лучше с местным… Ну, бегом! Приведите какого-нибудь мальчугана! — крикнул ага.

Надсмотрщики бросились в разные стороны и вскоре привели мальчика-османа тринадцати-четырнадцати лет.

— Этот не подходит, — неодобрительно заявил эффенди Али, — он старше.

— Махмуд, будешь бороться с ним? — спросил Гусейн-ага.

Хвичо улыбнулся и снова кивнул головой. Это была чуть ли не первая улыбка после злополучной ночи вторичного похищения.

— Если положишь его, тебе будет подарок! — подзадорил ага ребенка, доставая из кармана серебряную монету.

Хотя мальчик-осман оказался ростом не выше Хвичо, он выглядел заметно старше его и был намного крепче.

Подросток посмотрел на маленького пленника и нахмурился, а Хвичо вперил в него свой соколиный взгляд.

— Ну… заставим бороться? — оживился старый ага.

— Силы неравные, Гусейн-ага! — колебался Али-Юсуп. — Как малышу, ослабшему в пути, тягаться с этим крепышом?

— Мальчик не против. Видно, он уверен в себе. Решайся! — настаивал Гусейн-ага.

Эффенди Али нехотя согласился.

Противники сошлись. Осман схватил Хвичо и на миг оторвал его от земли. Всем казалось, что осман вот-вот бросит ребенка наземь и изувечит.

— Я же сказал, что борьба неравная, — заворчал эффенди Али.

Сверх ожидания, Хвичо только чуть пошатнулся, но не упал, а удержался на ногах. Осман не успел опомниться, как Хвичо кинулся на него, обхватил руками, дал подножку и повалил.

Поднялся хохот. Эффенди Али просиял.

— Хорошо, хорошо!.. — с обычной медлительностью произнес Гусейн-ага и протянул мальчику монету.

— Ну, а теперь как? — обратился ага к Али-Юсупу.

Эффенди Али поднял плечи и пожевал губами, словно говоря:

«Видишь, каков? Зачем нам хитрить? Оба мы — одного поля ягоды. Все равно ничего у тебя не выйдет, и нечего втирать мне очки».

— Я ведь доложил тебе, ага, какие нынче времена. Цены на товар со дня на день растут. А Селек-эффенди…

— Брось рассказывать сказки, не гневи аллаха! — перебил его Гусейн-ага. — Ты купец — твой товар, я покупатель — мои деньги! Говори свою цену!

— Вот последняя цена, — и Али показал ему руку с растопыренными пальцами.

— Аллах!.. Аллах!.. Да что с тобой, эффенди? — удивился ага. — За такие деньги я куплю целый десяток!

— Воля твоя. Хвастаться не буду, вот — товар на лицо! Знаю, для кого покупаешь. Лучшего, верь, не найдешь!.

«Что со мной? Зачем я затеял эту дурацкую борьбу? — думал Гусейн-ага. — Но в конце концов от нее есть и польза: убедился, какой товар… Ну, а сто — двести курушей… черт с ними!» — успокаивал себя ага.

— Эффенди Али! — обратился он к работорговцу и показал растопыренными пальцами предлагаемую сумму.

— Нет, не согласен! Я немало заплатил и владельцу корабля! — возразил Али-Юсуп.

— Разве ты вез только его одного?

— Во всяком случае…

— А все-таки?

— Не уступлю ни куруша.

— Ну, вот еще!.. — возмутился покупатель.

— Посовестись, Гусейн-ага! Что ты предлагаешь! Сам посуди: только кусок парчи, преподнесенный мной потийскому паше, стоил по крайней мере пятьдесят золотых!

Гусейн-ага снова осмотрел ребенка, заставил его пройтись по площади, побегать и попрыгать.

— Хорош, хорош! Из него выйдет настоящий мамлюк! — решил купец, стукнув посохом по земле. Затем Гусейн-ага отозвал в сторожу Али-Юсупа, дал ему кошелек с золотом и забрал Хвичо. Мальчик с радостью пошел за ним.

Али-бей, прославленный военачальник мамлюков, покуривая кальян, сидел на золоченом тахтреване, украшенном бирюзой и рубинами. Он был погружен в глубокое раздумье. Говоря откровенно, как перед богом, ему действительно надо было о многом подумать. Ведь он был теперь правителем всего Египта. Али-бей подчинил себе остальных беев, управлявших различными областями страны, и, пользуясь поддержкой египетского паши — ставленника султана, объявил себя независимым. Вследствие этого власть султана и египетского паши свелась к нулю. Но ни тот, ни другой не решались что-либо предпринять, так как сила была в руках мамлюков, а сила может вспахать и гору!

Число мамлюков в те годы достигло десяти — двенадцати тысяч человек. Они были рассеяны по всему Египту. Мамлюки командовали полками и занимали высокие гражданские посты; одним словом, они были неограниченными хозяевами страны.

Слово «мамлюк» по-арабски означает «невольник». В тринадцатом веке египетский султан Малек-Салех купил у монголов несколько тысяч пленных — туранцев и кавказцев и так усилил ими свою гвардию, что она сделалась опасной даже для него самого. Когда в 1250 году египетский султан Туран-Шах заключил без согласия мамлюков мир с предводителем крестоносцев — Людовиком IX, возмущенные мамлюки убили Туран-Шаха, избрали из своей среды Эйбека и провозгласили его султаном. С той поры началось господство мамлюков в Египте. Хотя в 1517 году турецкий султан Селим I покорил Египет и посадил там своего пашу, тем не менее правителями провинций он вынужден был назначить двадцать четырех беев, избранных мамлюками; и вскоре те стали распоряжаться всей страной. Возглавляемые Али-беем мамлюки объявили себя полностью независимыми и отделились от Турции. Они стали настолько сильны, что не считались решительно ни с кем.

Для пополнения своих рядов мамлюки охотно покупали молодых, крепких юношей, должным образом воспитывали их и закаляли, как будущих воинов. Предпочтение они отдавали кавказцам.

Вошел придворный и низко поклонился Али-бею.

— Повелитель, — почтительно доложил придворный, — к вам пожаловал купец.

Али-бей вынул изо рта чубук.

— Гусейн-ага? Зови его скорее, — приказал Али-бей, — он, должно быть, из Стамбула. Интересно, с какими вестями? — Али-бей улыбнулся.