Владимир Голяховский - Крушение надежд

Конечно, примешивался и дух меркантильности, девушки отдавались за джинсы, капроновые чулки и другие шмотки, но чаще всего просто из любопытства.

Молодых русских парней привлекали иностранки в обтягивающих джинах или невиданных до сих пор мини-юбках. Но совсем уж удивительным было то, с какой легкостью и смелостью иностранки соглашались на секс и как много умели. Такой свободы сексуального поведения русские парни не ожидали. А дело было в противозачаточных пилюлях, о которых в Советском Союзе еще не подозревали. В США и западных странах молодые женщины все чаще пользовались ими. Кроме того, очень осторожные иностранки все-таки носили с собой презервативы, подобранные по своему вкусу, и без слов, изящно и ловко натягивали их на пенисы своих случайных партнеров.

Свобода секса была одним из самых больших открытий для советской молодежи. Она распространилась в 1950-е годы во всем мире, ее поддерживало искусство, особенно новая, раскрепощенная литература и эротические (да и порнографические) фильмы. В США в 1953 году была издана книга Альфреда Кинси «Сексуальное поведение женщины» ( Kinsey Alfred С. Sexual Behavior in the Human Female). Идея была в уравнении сексуальной дозволенности: то, что можно мужчинам, то должно быть дозволено и женщинам. Книга сразу стала бестселлером и практическим руководством во всем западном мире, но в России о ней не знали.

Все дни фестиваля сверхактивный Моня Гендель старался не пропустить ничего интересного, бывал на выступлениях делегаций, на общественных встречах, а чаще всего на улицах и в парках, с толпой.

После закрытия фестиваля он обсуждал его с Алешей.

— Алешка, то, что я повидал, — это чудо! Главное, что нашей молодежи впервые довелось увидеть людей, непохожих на советских. Я тебя уверяю, в нашу молодежь хоть частично переселится дух времени и останется с ней как дар фестиваля. Хрущев задумал его как показуху, хотел произвести впечатление на незрелую иностранную молодежь. Они теперь станут разносить по всему свету, что жизнь в России — это сплошной праздник. Но главного Хрущев не предвидел: от контактов с миром в среде нашей молодежи впервые наступит пробуждение. Нам нужна революция. Кое-что от этих впечатлений в наших останется.

— Что, например, останется?

— Главное — свобода человеческого поведения. Останется вкус к современной западной музыке, к свободной любви, которой у нас до этого не знали. Останется вкус к вольным танцам вроде рок-н-ролла. Ну, останется, конечно, страсть к джинсам и кедам, какие носят во всем мире. Постепенно войдут в моду мини-юбки. Эти мини-юбки расшевелили немало членов у наших ребят. Увидишь, теперь все девки захотят носить такие же, а то и еще короче.

Алеша улыбнулся:

— Эти мини-юбки и меня вдохновили, я сочинил стишок:

Алеша подождал, пока Моня отсмеялся, и продолжил:

— Я тоже думаю, что теперь начнет расти новое поколение, более свободное, более устремленное к западному влиянию — поколение шестидесятых.

А Моня, все еще смеясь, добавил:

— У меня есть еще предвидение: через девять месяцев от фестиваля нам достанется и кое-что другое.

И действительно, через девять месяцев в московских родильных домах вдруг стали появляться черненькие новорожденные. Смущенные и растерянные матери охотно отдавали их на воспитание в детские дома.

Тогда Моня сказал:

— Видишь, Алешка, шел бы фестиваль подольше, Москва сильно почернела бы.

Закрытие фестиваля было очень пышным, на нем впервые исполнили песню «Подмосковные вечера», вся страна любовалась на красивый молодежный праздник.

Но очень скоро Москва вернулась в русло суровой действительности, прилавки магазинов сразу опустели, на рынки вернулись непрописанные торговцы кавказской и азиатской наружности, улицы обрели свой прежний серый вид, в общественных туалетах опять воцарились вонь и грязь. Люди опять часами стояли в длинных очередях, которые уже больше никто не разгонял.

Многие роптали: «Что ж это, как иностранцам, чтоб с показухой, так все было. А как русским людям — так ничего нет, опять страдай!»

Надежды на улучшение жизни становилось все меньше. «Голос Америки» сообщал, что Россия увеличила закупки зерна в Америке до тринадцати миллионов тонн в год, заплатив золотом из неприкосновенных государственных фондов. Правительство Хрущева вынужденно было сделало это, чтобы предотвратить грядущий голод. Хотя в России об этом не и писали, но люди передавали из уст в уста: «Дохозяйствовались! Раньше-то царская Россия хлеб по всему миру продавала, а теперь Советская Россия закупает зерно за золото, к Америке на поклон ходит», «Вот, Хрущев ругал Сталина, доклад про него делал. А при Сталине-то продуктов в магазинах больше было, да он, как-никак, хозяин был».

Такова была хрущевская действительность.

Моня Гендель не напрасно упомянул подмосковный поселок Малаховку, в нем проживали многие евреи. Поселились они там с дореволюционных времен, когда евреям не разрешалось жить в столице. В Малаховке оседали ремесленники: мастера меховых и кожевенных дел, портные, ювелиры, часовщики, — и мелкие чиновники. Днем они работали в городе, а вечером возвращались к себе. Многие из них еще говорили на идиш и соблюдали еврейские традиции, но постепенно смешивали еврейский жаргон с русским языком и забывали старые традиции. Тем не менее пока в одном из деревянных домов оставалась небольшая синагога. И конечно, где синагога, там и еврейское кладбище, оно стало вторым московским еврейским кладбищем после Востряковского.

Малаховские евреи гордились своим поселком: в 1919 году в местном театре начала карьеру Фаина Раневская, ставшая потом знаменитой актрисой театра и кино, в том же 1919-м тут, в еврейской трудовой школе-колонии, преподавал художник Марк Шагал.

В двадцатых — тридцатых годах начался быстрый приток в Москву равноправных советских евреев. Среди них были образованные специалисты и успешные служащие. Они селились в Малаховке, потому что в Москве жилье получить было трудно. К сороковым годам состав жителей поселка совершенно изменился. Обеспеченные евреи: директора заводов, юристы, актеры, врачи, художники и музыканты — покупали или строили тут дачи. Теперь здесь концентрировалась русская интеллигенция еврейского происхождения, дети их от смешанных браков с русскими росли уже не евреями, а русскими, даже еврейский тип внешности почти исчез. Единственное, что сохранилось тут от прежнего, — это суетливая еврейская общительность и горький еврейский юмор, еще использующий идиш. Любовь к «хохмам» побеждала все, жители говорили про свой поселок: «Вы говорите, у нас бардак?.. У моей бабушки в Одессе был бардак, так там был порядок!»