Владимир Голяховский - Крушение надежд

Но старые евреи не желали расставаться с традициями и жили своей узкой общиной, соблюдали нерабочие субботы с молитвами, ходили в синагогу, слушали раввина, выбираемого из стариков-талмудистов. В малаховской синагоге хранился под замком священный свиток Торы. По преданию, его привезли в Средние века из Испании, откуда евреев изгнали в 1492 году. Долгой была его дорога в Польшу. Во время нашествия фашистской Германии он был спасен чудом. По Малаховке ходила легенда, что фашисты привязали раввина к синагоге и подожгли ее. Раввин и синагога погибли, но какие-то смельчаки сумели вытащить из пожара свиток. Евреи считали, что его спас сам бог. Потом через беглецов из Польши он попал в Малаховку. Старики очень гордились своей Торой. По субботам они бережно разворачивали синий бархатный футляр, покрытый узорами из золотых нитей, обносили свиток по рядам, каждый прикладывал к нему два пальца, а потом целовал их, избранные евреи читали фрагмент текста Торы.

Среди малаховских евреев распространился слух: «Вы слышали? По „Голосу Америки“ передали, что израильтяне поймали Адольфа Эйхмана, того, который послал миллионы евреев на смерть в концентрационные лагеря» [57] Эйхман и его зверства описаны во второй книге «Еврейской саги» («Чаша страданий»). .

Малаховка гудела от этой новости, как потревоженный улей. Люди почти целый год приникали ухом к приемникам, чтобы услышать новости из Израиля о суде над преступником. За разъяснениями по военной части они обращались к Науму Когану, самому известному жителю поселка. Это был инвалид войны, маленький, лысый, уже пожилой человечек, сгорбленный и скрюченный на одну сторону. Коган совершил редчайший подвиг самопожертвования: в 1941 году во время боя он закрыл своим телом амбразуру, из которой стрелял фашистский пулеметчик, и этим спас свою роту. Его грудь была прострелена в нескольких местах, металлические осколки застряли в мышце сердца, и он едва выжил, чудом спасенный искусством хирургов [58] Подвиг Наума Когана также описан во второй книге «Еврейской саги». . Коган был награжден медалью «За отвагу», но след его затерялся в тыловых госпиталях. Писатель Илья Эренбург нашел его и описал его подвиг в газете «Красная звезда». Вырезку из этой газеты Коган постоянно носил с собой. Малаховские евреи гордились Коганом: «Вот какие среди нас есть герои!»

Знавшие историю сравнивали его с Иосифом Трумпельдором, первым евреем, ставшим русским офицером, легендарным героем царской армии, награжденным после русско-японской войны, в 1905 году, четырьмя Георгиевскими крестами. Он потом уехал в Палестину, освобождать ее для евреев, и погиб в 1920 году. Поскольку дело касалось борьбы за создание Израиля, имя Трумпельдора упоминали почти шепотом [59] Иосиф Трумпельдор, из польских евреев, родился в 1880 году в Пятигорске, стал зубным врачом. В 1902-м был призван в армию, создал там сионистскую группу, в 1904 году добровольно ушел на русско-японскую войну для обороны Порт-Артура, потерял в бою левую руку, опять продолжал воевать, был произведен в офицеры. В 1919 году уехал в Палестину и погиб в бою с арабами, со словами: «Счастлив тот, кто умирает за Родину!» . Малаховцы считали Наума Когана несправедливо обойденным наградой: за такой же подвиг в 1944 году русскому солдату Александру Матросову посмертно присвоили звание Героя Советского Союза и сделали его национальным героем.

Во время процесса над Эйхманом и после его казни интерес жителей Малаховки к Израилю сильно возрос, в среде молодежи стало проявляться чувство национального самосознания и интерес к еврейским корням. Молодые родители все чаще давали новорожденным еврейские имена — Давид, Соломон, Исаак (Изя), Моисей, Натан, девочек называли Рахиль (Рая) или Мирра. Только побаивались называть детей Абрам и Сара, потому что тогда детей дразнили.

Кое-кто даже захотел изучать иврит. Но это было опасно, люди передавали друг другу: «Вы слышали? Ну, про иврит? Конечно, это древний еврейский язык и почему бы евреям его не изучать? И представьте, в 1957 году в Риге арестовали фотографа Иосифа Шнайдера за то, что он организовал кружок по изучению иврита. Так его за это осудили на четыре года трудового лагеря. Ой-ой, это может быть очень опасно». Власти видели в изучении иврита прямую связь с Израилем и сионистскими организациями США, считали знание языка преступлением и судили за это. Подходящую статью закона найти не могли и называли изучение языка «актом хулиганства».

Все-таки в Малаховке создали тайный кружок для изучения иврита, через кружок распространяли еврейский «самиздат» — перепечатанную на машинке информацию из передач «Голоса Израиля» и «Голоса Америки». Самиздатские листы помогал распространять Моня Гендель. У него была в Малаховке двухэтажная дача со сторожкой у забора, досталась она ему от расстрелянного отца: после ареста и суда так спешили, что позабыли отобрать дачу. На первом этаже жили Монина мама Раиса Марковна и незамужняя сестра Берта. Второй этаж с отдельным входом был для него самого и его гостей.

Моня говорил Алеше:

— Это усраться можно, какие мудаки нами правят! Ну что преступного в изучении иврита, особенно если это язык твоей нации? Сочини что-нибудь об этом.

Алеша написал эпиграмму:

Жителям Малаховки стихи понравились — Моня позаботился, чтобы их узнали все.

Никого малаховские евреи не трогали, никому не мешали, но если кто-нибудь из москвичей хотел задеть еврея, то говорил: «Типичный еврей, ну прямо из Малаховки».

Общительный Моня Гендель был в Малаховке заметной фигурой. Все узнавали его бежевую «Победу». Когда ему не приходилось чинить ее постоянные поломки, он часто катал на ней малаховских детишек. За это его обожали и дети и родители. Собственные машины были большой редкостью, их только недавно начали производить на базе трофейной техники немецкого завода «Opel». Машины стоили дорого. Моня купил свою не на заработки в обществе «Знание», а на деньги, выигранные в преферанс. На его даче часто собирались соседи мужчины для игры в преферанс, на одну-две «пульки». Играли ночи напролет, на большие деньги. Моня, хороший математик от природы, обладал даром тонкого расчета, необходимым в этой игре, выиграть у него было невозможно.

Проигрывать большие деньги для его компании ничего не значило, все они были деловые евреи, многие — скрытые миллионеры. В Советской России открыто проявлять способности в бизнесе, делать деньги было невозможно и опасно. Если кто-нибудь заметно богател, так и говорили: «Живет не по средствам», и человек попадал под око ОБХСС — милицейского отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. Потому Монины друзья игроки скрывались в тени официальных должностей: директор местного рынка, два зубных врача и техники, делавшие золотые зубы подпольно. Любая частная работа с золотом запрещалась законом и каралась строгим судебным наказанием. Были среди них и директор небольшого магазина в центре Москвы, заведующий снабжением магазина, администратор театра. Деловые евреи промышляли подпольной продажей и зарабатывали хорошие деньги. Многие годы коммунистическая власть пыталась отучить евреев делать деньги, но победить их врожденную склонность к коммерции было даже ей не по силам.