Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

— Мы тоже им верили, — жёстко произнёс Сталин и бросил взгляд на Мерецкова. — А вас я понял правильно. Вы хорошо проявили себя в Испании и вскоре получите более высокую должность. Мы ценим тех, у кого есть сила воли и кто предан нашему большевистскому делу. Что касается совещания, — подчеркнул вождь, — то все, невзирая на чины, должны для себя сделать выводы о необходимости строжайшей бдительности!..

После совещания Мерецкова долго будоражили возникшие у него мысли, и, хотя ему в лицо никто не бросил упрёка, смятение не покидало его. Утром он прибыл в наркомат: его вызвал Ворошилов. Маршал сидел за столом и что-то читал с карандашом в руке. Увидев Мерецкова, кивнул ему на кресло.

— Садитесь, Кирилл Афанасьевич! — Голос наркома прозвучал сухо и необычно глухо. — Скажу вам честно, я ожидал большего от вашего выступления на совещании. Но я не вправе требовать от вас, что говорить, а чего не говорить. Совет, однако, могу дать: врагов Отечества надо беспощадно уничтожать, а не жалеть их!

— Я никого не жалел, товарищ нарком, — возразил Мерецков.

— А Уборевича?

— Я сказал, что всегда ему доверял, считал его честным и преданным нашему революционному делу.

— Смотрите, как бы ваша доброта не подвела вас, — предупредил маршал. — Вы полагаете, что я жестокий человек? Отнюдь нет! Я жесток к предателям и изменникам. Я, к примеру, очень уважал Якира. Теперь ненавижу его, потому что он разоблачён как предатель и изменник. Набрался наглости и прислал мне записку, просит позаботиться о его семье, если с ним что-то случится.

— Вы ответили ему?

— Пока нет…

(Слукавил Климент Ефремович. За три дня до расстрела Якир написал наркому записку: «К. Е. Ворошилову. В память многолетней, в прошлом честной работы моей в Красной Армии я прошу Вас поручить посмотреть за моей семьёй и помочь ей, беспомощной и ни в чём не повинной… С такой же просьбой я обратился к Н. И. Ежову. 4 июня 1937 г. Якир». Ворошилов на его записке начертал: «Сомневаюсь в честности бесчестного человека вообще. К. Ворошилов». Как потом оказалось, все расстрелянные были невиновны, их просто оклеветали Ежов и его подручные. Уже после войны Мерецкову стали известны подробности «суда» над военачальниками. Все они в своём последнем слове говорили о своей преданности советской Родине, народу, армии, просили о снисхождении за ошибки и промахи в работе. Никто из них так и не признал обвинения в предательстве и измене. — А.3.).

— Но вас я пригласил вот зачем, — продолжал Ворошилов. — Решено назначить вас заместителем начальника Генерального штаба Бориса Михайловича Шапошникова. Товарищ Сталин одобрил вашу кандидатуру.

— Постараюсь оправдать оказанное мне доверие, — ответил Мерецков наркому обороны.

— Надо постараться, Кирилл Афанасьевич, иначе вы разочаруете нашего вождя, а он такие вещи никому не прощает…

Усталый и разбитый, Мерецков шёл домой не торопясь. Его одолевали тревожные мысли. Не поступит ли с ним вождь так, как поступал с другими? Назначит человека на высокий пост, а вскоре тот исчезает на Лубянке. Якира, например, арестовали прямо в поезде. Но тут же Кирилла Афанасьевича уколола другая мысль. Может, зря он так резко выступил в защиту Уборевича? До сих пор для него оставалось, загадкой, почему вождь не одёрнул его. Возможно, в ту минуту он сам усомнился в виновности Иеронима Петровича? А что будет, если Ворошилов расскажет Сталину о его сомнениях в правильности ареста всей группы военачальников? Не примет ли вождь другое решение?..

Сердце у Кирилла Афанасьевича гулко стучало. Что принесёт ему день грядущий?

Несравненный дар — могучая

стойкость души. С нею в жизни

ничего не страшно.

ето 1918 года. В ночь на 9 июля в городе Муроме вспыхнул антисоветский мятеж. Застигнутых врасплох красноармейцев белогвардейцы рубили шашками, расстреливали в упор. В неравной схватке мятежники тоже понесли потери и, чтобы восполнить их, был объявлен набор в Белую гвардию. На созванном митинге представитель генерала Алексеева и соратник Бориса Савинкова, лидера северной Добровольческой армии, заявил:

— Большевики — наши лютые враги, но мы их сметём! И сделает это Белая гвардия! Она наша сила и наша надежда, и тот, кто вступит в её ряды, поможет нам в зародыше уничтожить новую власть! В этой кровавой схватке мы, господа, не одиноки, ибо по всей России поднялись антисоветские восстания, — запальчиво продолжал оратор. — На Дону уже создана Добровольческая армия генерала Корнилова, она двинулась на Кубань…

Однако рано ликовали мятежники — им не удалось установить свой контроль в Муроме. Большевики, не попавшие в их лапы, бросили клич: «Все на борьбу с мятежниками!» Уже на другой день к городу двинулись отряды красных бойцов из Владимира, Коврова, Москвы. Вскоре Муром был взят в полукольцо, и мятежники были разбиты. А в это время белогвардейцы в упорных боях потеснили красные войска и ворвались в город Казань. Их «народная армия» развернула в городе кровавый террор против большевиков, революционно настроенных рабочих и матросов…

Владимирский отряд из трёхсот красноармейцев, сыгравший основную роль в подавлении мятежа в Муроме, в ночь на 15 июля расположился на отдых в небольшой деревни. Расседлав лошадей, бойцы, наскоро поужинав, стали укладываться на ночлег. Но комиссару отряда Кириллу Мерецкову не спалось. Поправив на боку маузер, он сел на пенёк и закурил. Тишина окутала всё окрест, слышался лишь край лошадей, казалось, что днём боя не было, не рвались снаряды, бойцы не ходили в штыковую. В небе ярко горели наезды, они мигали, словно перешёптывались меж собой.

«На рассвете, наверное, двинемся на Казань, — вздохнул Мерецков, довольный тем, что за неделю упорных боев его не задела пуля. — Хватит ли у нас сил?..» Недавно полк, куда входил и их отряд, был переброшен к Свияжску. Там он вошёл в состав Левобережной группы 5-й армии, которая полумили задачу очистить местность от врага вплоть до реки Казанки. Удастся ли теперь опрокинуть белых и освободить Казань?.. Мерецков уже успел почувствовать запах боя, и, даже когда в рукопашной схватке белогвардеец занёс над ним шашку, он вмиг вскинул маузер и в упор выстрелил в казака. Тот кулём свалился с лошади, а комиссар уже сразил усатого белогвардейца, но не убил его, а ранил в руку. Мерецков слез с коня и перевязал ему руку. Усмехнувшись, молвил: