Александр Антонов - Воевода Шеин

А вот и невеста с женихом показались. Как глянули они на толпу девиц и парней, на многих сельчан, так и возрадовались неожиданно. И воскликнула в душе Маша словами Катерины: «Потеснись, печаль горькая, потеснитесь на сегодня, родимые! Каким будет сей день, такой будет вся жизнь. Не судите меня, родимые!»

Затянулись проводы невесты и жениха до глубокой темноты.

А на другой день Катерина и Сильвестр, посажёные мать с отцом, встали с боков жениха и невесты и повели их в храм, который стоял в ста саженях от постоялого двора на площади. И река людская потекла следом. И песни над нею льются. Но некогда их петь. Вот и храм. Небольшой, деревянный. Не все покровцы и суздальцы вместились в него. Священник Нестор, дьячки, певчие приготовились к обряду. Но никто не спешит, всё чинно, размеренно делают. Венчание — память на всю жизнь. Так думал священник Нестор и старался, чтобы своё венчание жених и невеста запомнили до исхода дней. И певчие для того боголепно поют, и сам Нестор им подпевает. Обряд исполняет с достоинством великим, словно на царство венчает. Вот уже и венцы над головой жениха и невесты подняты, и вокруг аналоя трижды прошествовали.

Душа у Марии наполнилась жаждой жизни, сердце её трепещет при каждом взгляде на супруга. Да, уже супруга, ведь их уже повенчали. И чару вина они распили пополам. И уста их сомкнулись, словно навечно прикипев жаром. И хор поёт «Величальную». Маша смотрит на мир другими глазами и повелением зелёных глаз Катерины возносит свой взор вверх и видит среди ангелов, украшающих свод храма, своих детей, своих внуков и правнуков. «Ради них и жить мне», — рождаются в её сердце вещие слова. Она просила Всевышнего помочь ей, и печаль и горести отступили. Маша подняла голову, расправила плечи, дыхание стало ровным — жажда жизни восторжествовала.

Торговое село Покров на Владимирской земле — зажиточное. Стоит оно на перекрёстке многих дорог. Из него есть пути во Владимир и в Муром, в Нижний Новгород и на Киржач — на все четыре стороны света дороги убегают. Потому в Покрове живёт хлебосольный народ, и когда приходит повод хлеб-соль выставлять, не скупятся покровцы. Такой повод появился: когда венчание и погорельцы вернулись на постоялый двор, тут их уже ждали накрытые столы не только со всякой неприхотливой и обильной снедью, с первачом, с брагой и пивом, но и с царским угощением — копченьями и соленьями, княжьей медовухой. Всего нашлось, чем попотчевать гостей. А Катерина и Сильвестр откупили у самого богатого мужика Покрова Федота Старостина пару молодых коней и новый, тёплый, на санном ходу возок, да и подарили его Марии и Михаилу.

— Надобно вам по свадебному чину в Суздаль ехать, — изрёк Сильвестр.

И вот уже загудело, заголосило, ходуном пошло под мартовским солнцем свадебное пирование. А голосистые покровские девицы, зная своё дело, завели величальную песню:

С тем и прогудела Покровская свадьба до полуночи. Отвели молодожёнов в лучший покой постоялого двора. И была у них первая медовая ночь узнавания друг друга. Печалям в эту ночь не было места — их Мария и Михаил оттеснили на будущее.

На другой день Шеины и Измайловы уезжали в Суздаль. С ними прощались погорельцы и многие Покровские. Пришли они на постоялый двор, чтобы проводить свадьбу. Там их ждали первач и брага, всё прочее, что на Руси положено к застолью.

С незапамятных времён суздальский заулок Скучилиха, что пролёг за Смоленской церковью к Ополью, считался нечистым местом. И будто там, в древних развалинах Теремищи, где прежде возвышались палаты великих князей Суздальских, обитали в подземельях чёрные духи и служил у этих чёрных духов Мартын-бобыль. Он появился в Суздале лет сорок назад и был тогда человеком другого имени, стоял во главе сотни опричников. Когда суздальцев звали служить в опричнине, он вершил суд над теми, кто отказывался вступать в рать кромешников [12] Кромешник — обитатель кромешной — ада, здесь опричник. .

В ту пору всех супротивников Ивана Грозного выселили в дикие места, а их дома и имущество поделили между опричниками. Вот тогда-то и достался богатый дом боярина Лужнова в Скучилихином заулке царскому сотнику. Сразу он в нём не поселился, оставил своих холопов. А когда опричнина приказала долго жить, он приехал на подворье боярина Лужкова и назвался Мартыном Изюмовым. Он вёл торговлю хлебом, богател, но вскоре овдовел, пристрастился к хмельному, связался с вольными жёнами и мало-помалу опустился. Жён разогнал и коротал свой век бобылём. Но однажды приехала к нему от боярыни Щербачёвой вдовая жёнка и взялась вести хозяйство. Да была она не простого склада, занималась ведовством, и звали её Козлевиха.

Сказывали, что по приезде в Суздаль Козлевиха, помимо Мартына, сошлась с нечистыми силами, что обитали под развалинами бывших великокняжеских палат — Теремищами. Так они и жили на отшибе, ни с кем из суздальцев не заводя знакомства. И то сказать, горожане боялись этой пары, ничем не досаждали им, потому как знали, что Козлевиха одним словом или взглядом могла нанести урон или порчу кому угодно.

В последний год, перед тем как преставился царь Фёдор, к Мартыну и Козлевихе стали наезжать тайные гости. Приезжали в крытых возках или ночью верхами, скрывались в доме Мартына и неизвестно когда исчезали. Этими тайными гостями Мартына были холопы князя Черкасского, который как раз был в опале и отбывал ссылку в Вологде. Вывела на Мартына князя Черкасского ведунья Щербачиха, и они вместе добивались через Мартына и Козлевиху согласия Измайловых на брак их дочери с князем. Однако боярин и боярыня Измайловы помнили, что князья Черкасские воеводствовали у кромешников в опричнине, и потому не хотели отдавать свою дочь за человека, родители которого купались в крови убиенных в Новгороде, были причастны к изгнанию суздальцев в гиблые места, к смерти восьми лучших горожан под топором палача.

Тогда-то Мартын и Козлевиха, получая грамотки от холопов Черкасского, сами делали отписки. Произошло это по той причине, что Щербачиха разгадала поведение Измайловых. И как-то раз Козлевиха получила от боярыни Щербачёвой повеление пустить на Измайловых красного петуха. Как приняла Козлевиха этот наказ, никому не ведомо, но однажды, проснувшись среди ночи, она убедила себя в том, что ей было повеление своей госпожи сжечь палаты Измайловых и так, чтобы им не было спасения.