Александр Антонов - Воевода Шеин

— Мы с князем Матвеем думаем взять тебя на службу. Готов ли ты послужить отечеству?

Михаил улыбнулся. Таких высоких слов он в себе не носил, а тут на тебе.

— Конечно, готов, — спокойно ответил Юрий.

— Вот и славно. Тогда послушай князя Матвея, что он велит.

— Дело вот в чём, Юрий. Поляки вновь чинят разбой, в Порецкую волость ворвались. Так ты поедешь к панам Гонсевскому и Сапеге и скажешь, чтобы усмирили своих панов. И повод у нас для этого есть. Гетманы Сапега и Гонсевский пишут нам, чтобы мы просили царя Василия Ивановича отпустить из плена польских послов, задержанных год с лишним назад. Скажешь гетманам, что мы готовы помочь польским послам выбраться из Москвы, однако не знаем ни одного имени. Пусть паны Гонсевский или Сапега дадут эти имена.

— А ежели и они не знают? — спросил Юрий.

— Вот это и важно для нас. Добейся, чтобы кто-то из гетманов отправил тебя в Краков узнать имена. Но главное в этой поездке будет для тебя иное. Должен ты выведать, готовятся ли поляки к войне против нас. И мы верим, что ты справишься с уроком.

— Я постараюсь сделать всё, что в моих силах. В случае чего поберегите моих матушку и жену с сыном.

— Мы не оставим их в беде, — ответил князь Матвей.

На другой день, получив от казны польские злотые, Юрий Буланин ушёл за рубеж русской земли. Это был первый посланник, а точнее — лазутчик Михаила Шеина и Матвея Горчакова. Потом их будет много.

Проводив Буланина, Шеин и Горчаков принялись осматривать крепостные стены, башни, рвы, мосты. Воевода Шеин счёл, что они должны знать, куда и сколько слать ратников, если враг надумает осадить крепость. Занятие это оказалось непростым. Нелегко было подсчитать, сколько потребуется воинов, если вдруг придётся оборонять все шесть с лишним вёрст крепостной стены и тридцать восемь башен. Такой силы в Смоленске не имелось, чтобы сразу выставить ратников на стены и башни: ведь к каждому участку стены, к каждой башне надо было приписать пушкарей, стрельцов, лучников. Нужно было призвать горожан и указать им место на крепостной стене. Но работа воеводы и князя прервалась по самому неожиданному поводу.

На седьмой день после отъезда Анисима с Яковом в Москву стременной вернулся в Смоленск. В полуденный час, прискакав в город, он версты две мчался вдоль крепостной стены и наконец нашёл воеводу.

— Михайло Борисыч! Встречай семеюшку! — закричал он, не сходя с коня.

— Вы с неба, что ли, свалились?! — удивился опешивший Михаил. — Я ждал вас недели через три. Ну и где же они?

— Так Усвятье давно проехали, уже близ города.

— Что же случилось в Москве, коль покинули её?

— Боярыня сама всё расскажет. А теперь поспешай их встретить.

Анисим догадался, что воевода и князь осматривают стены и башни без коней. Он спешился и подвёл Михаилу своего коня.

— Скачи, батюшка, до конюшни. А дальше мой и не побежит, — усмехнулся Анисим.

Михаил встретил вначале Якова. За ним следовала небольшая колымага с Марией и детьми, ещё двигались два крытых возка и две телеги со скарбом. Катили они полевой дорогой в версте от моста через Днепр. Михаил соскочил с коня, бросил повод Якову, подбежал к колымаге, на ходу нырнул в неё и оказался в объятиях жены и детей. Расцеловав Марию и Катю с Ваней, спросил:

— Ну что там случилось, родимая?

— Страсти Господни одни. Ежели бы не Сильвестр, не уехать бы нам из Москвы. Спасибо ему, нашему ангелу-хранителю.

— Ну поведай, как всё было! Ежели князь Черкасский, то я…

— Подожди, мой сокол. У нас ещё будет время посетовать и на князя Черкасского. Ты лучше расскажи, как тут без нас маешься?

— Маюсь, вот и послал за вами. Да всё опять же благодаря Сильвестру. — Глядя на Марию, на её бледное усталое лицо, Михаил подумал, что там, в Москве, ей пришлось тяжко и она скрывает что-то, может быть, стесняясь повзрослевшей Кати. — Он меня предупредил через Нефёда, что на вас охотились.

— Вот уж право, охотились! — призналась Мария.

Подъезжая к Смоленску, Михаил велел остановить лошадей.

— Выходите-ка все из колымаги. Вам надо посмотреть на город, где будете жить.

Все покинули экипаж. Мария и дети замерли от удивления. Город, построенный на кручах и холмах, словно бы возносился в небо.

— Благодать-то какая! И храм на самой высокой горе. Право же, с его звонницы можно увидеть Москву, — сказала повеселевшая Мария.

Уже ночью, в постели, когда супруги утолили свою жажду близости, Мария поведала Михаилу о том, что она перетерпела за последний месяц в Москве:

— Впервые князь Димитрий Черкасский появился у нас вечером в день Иоанна Златоуста. Матушка встретила его по чину. И он вёл себя достойно. Ушёл уже затемно. А на другой день, как он сказал, после службы у государя явился в ранних сумерках. После вечерней трапезы остался с матушкой один на один. Что он ей там наговорил, я не знаю, но она позволила ему провести у нас ночь. На другой и на третий день всё повторилось. Он оставался ночевать у нас, ссылаясь на то, что боится ночной порой возвращаться в свои палаты. Матушку, похоже, он околдовал. Я узнала, что он в это время служил не у царя Василия Ивановича, а в Тушине, у самозванца. Его, как и всех таких вельмож, в Москве зовут «перелётами». И вот князь настолько у нас прижился, что счёл возможным домогаться меня. — Мария замолчала, крепче прижалась к Михаилу, и он почувствовал, что её бьёт озноб. Он гладил её по спине, и она продолжила рассказ: — Однажды вечером, когда я шла с молитвы от матушки в опочивальню, князь остановил меня в сенях и попытался поцеловать.

Мария задрожала сильнее, заплакала.

— И что же дальше?

— Я дала ему пощёчину и убежала к себе, закрыла дверь на засов. Он оскорбил меня, я задыхалась от слёз…

— Я поеду в Москву и убью его, — с яростью произнёс Михаил.

— Он заслуживает того, — продолжала Мария. — На другой вечер за трапезой, когда няня увела детей спать, я сказала матушке: «Матушка, попроси князя покинуть наш дом сей же час». Твоя матушка промолчала. Князь тоже молчал. Я не знала, что мне делать. Я видела глаза твоей матери, они были полны слёз, но она словно онемела. А князь смотрел на неё тяжёлым, каменным взглядом. И этот взгляд лишил её сил. Я встала и ушла из трапезной в опочивальню, вновь закрыла дверь на засов, не раздеваясь, спряталась в постель. Он пришёл-таки к двери, дёрнул её. Потом попытался, наверно кинжалом, открыть её. Но ему это не удалось. Он начал звать меня. Я молчала. Он крикнул: «Ты не уйдёшь от меня, Мария!» — и, похоже, ушёл. А утром, как только он покинул наш дом, я стала собираться в путь. Помогали все слуги. Кое-как покидали всё в возки, в телеги, в колымагу, и мы укатили, как беженцы. В полдень мы приехали на Пречистенку и попросили Сильвестра проводить нас хотя бы до Кунцева. Он провожал нас до Можайска. Вот и всё, мой сокол, — завершила свой печальный рассказ Мария, прижавшись к груди Михаила мокрым от слёз лицом.