Александр Антонов - Воевода

Степан подумал: «А ведь мне нечего возразить. Лучше и не придумаешь». Иван копнул глубже, спросил:

— А ежели схватки с ордынцами задержат какой-либо полк?

— Может и так быть. Тогда Степан или мы продолжаем двигаться вперёд в заданной загородке, пока не придём друг другу на помощь.

— Тоже верно, — согласился Иван и спросил: — А в полон мы будем брать?

— Нет, Ванюша. Сия обуза нам не нужна. Мы лишь будем освобождать от полона и рабства русичей. Всех мужей, женщин, подростков. — И тут же подумал: «Может, на моём пути и Катюша встретится». — Мы поведём их с собой. А ежели они захотят взять в руки оружие — дадим: пусть бьются с крымцами.

— Дай-то Бог, чтобы всё так и было. И спасибо тебе, воевода. Мы теперь не слепые котята, знаем, куда идти и что делать, — сказал Степан.

Даниил усмехнулся:

— Всё это, Стёпа, пока досужие рассуждения. На деле всё может быть не так. Об одном скажу твердо, зарубите себе на носу: никому из ратников не позволяйте зверствовать над местными жителями. Мы не ордынцы, и мирные старики, старухи, дети должны оставаться для нас мирными.

— Не знаю, Фёдорыч, можно ли того добиться. Есть ведь среди воинов и обездоленные ордынцами, — отозвался Пономарь.

— А вы постарайтесь, и у нас ещё есть время вразумить всех ратников быть милосердными к тем, кто не держит оружия в руках.

— Будем стараться, воевода, быть доблестными воинами.

— Не прибедняйся, Стёхпушка. Ты ведь по природе доблестный воин.

— Воевода, похвала для меня губительна, — засмеялся Степан.

На том побратимц расстались. Даниил зашёл в шатёр, но тут только Захар отсыпался, и Даниилу стало одиноко. Он вышел, сказал воину, стоявшему в карауле, что идёт на косу, и отправился к той, которая за минувший месяц вошла в его плоть и кровь. Он шёл и перебирал все вечера, все ночи, проведённые близ Олеси, и ему казалось, что они прожили рядом долгую-предолгую жизнь. Даниил поведал ей всё о своей походной маете. Она поделилась с ним своими радостями и печалями. И того и другого у неё было вдоволь, может быть, горя она хлебнула больше, но по нраву своему умела открещиваться от черноты жизни и видела в ней, запоминала из неё то, что приносило ей отраду, какой бы она ни была, малой или большой. Она умела и другим приносить отраду своей непобедимой жаждой творить добро, не прося ничего взамен. Так понял Даниил нрав Олеси и был признателен ей за это. Получилось, что всего за месяц близости она наградила его таким обилием своей доброты, что он не знал, как и чем её отблагодарить. Он старался быть с нею ласковым, исполнял её любое желание, но её желания были столь обыденны и просты, что и говорить о них было нечего. Их следовало принимать как должное в общении двух близких людей. И вывод был у Даниила один. Даст Бог, он вернётся из Крыма, обязательно увезёт её в Москву вместе с родителями и там, когда придёт час, по христианскому обычаю он приведёт её в храм и они обвенчаются. Это, как ему казалось, было его непоколебимое желание.

А сегодня он шагал на свидание к Олесе с болью в сердце. Им предстояла разлука. Никто и ничто не могло избавить их от расставания. Он оставался воеводой, и ратный долг был для него превыше всего. Как всегда в это вечерний час, Олеся ждала его на опушке рощи. Едва он повернул на косу, как увидел её стоящей под клёном. Заметив Даниила, она побежала навстречу, с улыбкой, со сверкающими радостными глазами прильнула к нему, привстав на цыпочки, поцеловала. И Даниил, как всегда, прижал её к груди, дабы почувствовать стук её отважного, доброго и, теперь можно было добавить, любящего сердца.

Они не задержались во дворе, пошли в новый дом. В нём было ещё непривычно пусто. Но всё здесь сверкало янтарным блеском: стены, потолки, пол, — и этот янтарный блеск согревал человека, дышалось легко, свободно. Матушка Олыка уже приготовила топлёного молока. Даниил сел к столу, поблагодарил за угощение и с удовольствием выпил большую кружку. Олыка, сидевшая напротив, прищурив добрые глаза, тихо сказала?

— Ты не торопись, ясный сокол. Завтра тебе не лететь по реченьке.

— Что так, матушка? — спросил Даниил.

— А время не пришло. Да ты иди, иди на забавы. Олеся заждалась.

Даниил усмехнулся такой простоте и пошёл следом за Олесей в их «подземное царство». Он заметил, что и Олеся не грустит от предстоящей разлуки. «И впрямь, наверно, время не пришло», — подумал он. Спросил:

— Вы с матушкой сговорились, что ли? Будто и не уходить мне завтра.

— Сон был маме Олыке. Вот так она и сочла, что тебе через день уплывать. Да и во благо.

— А почему?

— Так утром рано голубь с верховьев прилетит.

— Вот уж не верю.

— Экий Фома неверующий, — засмеялась Олеся, разбирая постель.

Даниил хотя и не спал полночи, проведя её в утехах, но проснулся чуть свет. Правда, в их «царство» и днём луч света не проникал, но это не мешало Даниилу не ошибиться. Олеся поднялась следом. Сонная, с детской улыбкой на лице, проворчала:

— Ты, как матушка, никогда лишнего поспать не дашь.

На сей раз Олеся повела Даниила не через дом, а сразу на берег Днепра. А как поднялись по косогору на гребень, так и увидели летящую по воде, лёгкую ладью под белым парусом.

— Вот и голубок. А ты не верил.

Даниил вмиг выбежал на просторное место и замахал руками, боясь, что ладья пролетит мимо. Но она не пролетела. На ладье заметили человека, и кормчий повернул её к берегу. Вот она, рядом.

— Кто будете? — крикнул Даниил.

— Новгородцы мы. К воеводе Адашеву в рать.

— Вот я, Адашев. — Ладью сносило течением. Даниил бежал следом. — Давайте за косой в заводь! — успел он крикнуть, и ладья улетела. Даниил повернулся к Олесе. — Экие вы ведуны! — Прижал Олесю к себе, радуясь, что новгородцы прислали весть. — Так я побежал, — сказал он Олесе и поспешил в становище.

Ладью встречали сотни ратников. Вскоре она вошла в заводь и пристала к берегу на свободном месте. С неё сошёл молодой воин.

— Мне бы воеводу Адашева.

— Так вот же я, — подойдя к воину, сказал Даниил.

— Весть тебе, батюшка-воевода, от нашего воеводы Якуна. Идёт он с ладьями и в ночь прибудет сюда.

— Слава богу! Сколько ратников и ладей ведёт Якун?

— Ратников пять сотен, а ладей пятьдесят три с моей.

— Что ж, будем ждать. — Даниил повернулся к Пономарю, который стоял у него за спиной. — Не забудь, Ванюша, послать своих на косу смолянки жечь.

— Исполню, воевода, — ответил Пономарь.

Ладьи новгородцев прибыли к становищу на рассвете следующего дня. В становище уже никто не спал и все были готовы к отплытию. Даниил проснулся раньше всех, простился с Олесей и велел ей разобрать с отцом шатёр и увезти его на косу.

— И жди меня, Олесенька, жди, я вернусь.

— Мы будем тебя ждать.