Александр Антонов - Воевода

— Да ничего, Данилушка, поживём — увидим, — как бы завершив свои размышления, заметил Пономарь.

— Это верно, Иванушка. Только бы сечи не обошли нас стороной. А теперь, поди, и кольчугу время надеть, — предупредил Даниил и потянулся к перемётной суме, чтобы достать из неё кольчугу и меч в ножнах, препоясаться им.

Собирались они сноровисто, когда к ним подошёл десятский, спросил, готовы ли пришлые в путь, Даниил ответил утвердительно и счёл нужным назвать имена:

— Адашев я, Даниил. А это мой побратим Пономарь.

— Славно и серьёзно. Я же есть Парфён. Слушайтесь меня во всём, и поладим. А по-другому не быть.

Вскоре полк двинулся в путь. Впереди в сопровождении полусотни отважных воинов ехал воевода князь Микулинский. За ним — сотня Павла Лебедя, следом первая десятка во главе с Парфёном, и за его спиной — Даниил и Пономарь. «Как славно всё получается, первые стрелы — нам», — с усмешкой подумал Даниил.

Отдохнувшие кони шли хорошей рысью. Дорога к Сельцу пролегала лесом, и уже в полдень первая сотня была на его краю. Мальчишки первые увидели ратников, разбежались по избам. А вскоре на улицу Сельца вышли и взрослые. Пожилые женщины и деды смотрели на воинов спокойно, и Даниил понял, что они в этом году не были пуганы ордынцами. Полк прошёл Сельцо на рысях, не останавливаясь. До Почепа оставалось ещё шестьдесят семь вёрст, а день был на исходе. Как поступят воеводы, гадал Даниил, может, заночуют где, а утром двинутся дальше? Однако Даниил плохо знал князей Микулинского и Одоевского. В пути они встретились и обсудили, как им действовать дальше, когда дороги орды и русской рати пересекутся. Микулинский бывал в этих местах и ходил с полком-ертаулом до Трубчевска, что в сорока семи вёрстах от Почепа. И решили воеводы, что если опередят ордынцев, то встретят их перед селением Рамасуха, на речке того же названия, но с добавлением — Гнилая Рамасуха. Помнил князь Микулинский, что там лесная и болотистая местность, чего крымцы как огня боятся. Было также оговорено движение полков до Почепа: только ночью, днём же забиться в лес и отдыхать. Задумка эта была передана тысяцким, сотским, дошла до каждого ратника. И все согласно двигались вперёд, стремясь во что бы то ни стало опередить до Почепа ордынцев, которые на предстоящую ночь остановятся где-нибудь в чистом поле. И близ Рамасухи они могут заночевать в поле, страшась лесных шайтанов.

Даниил принял весть о ночном движении полков с радостью. Ведь оно сокращало расстояние между ним и гонимой ордынцами невестой. Он представлял Катю в образе полонянки до боли зримо. Мысли о том, что Катюша находится в стане ордынцев, настолько угнетала его, что он боялся за себя: как бы не сорваться в галоп и не умчаться от полка в поисках невесты. Ох как трудно было Даниилу сдерживать свои стенания, усмирять сердечную маету, зная, что где-то всего в десяти — двадцати вёрстах притороченной к конскому седлу увозят в далёкий Крым ту, которую он любил больше жизни! И опять это навязчивое гадание. Он словно видел, как в Кафе на невольничьем рынке продают несравненную Катюшу и купцы из Анкары или Александрии осматривают её, ощупывают, будто молодую кобылицу.

Ночь застала полки летучий ертаул и правой руки на подходе к Почепу. Микулинский тотчас отправил туда разведчиков из своей полусотни. Цель у них была одна; узнать, не прошла ли через Почеп орда. В ожидании лазутчиков полки миновали стороной село Калиновку и укрылись в большой роще за нею. Князь Микулинский, сопровождаемый стременным, обошёл полки, спрашивая воинов, как они себя чувствуют. «Да вот трапезу устроили», — отвечали многие, пользуясь передышкой, чтобы съесть ломоть хлеба с куском сыра или говядины.

Часть лазутчиков, которых в ертауле звали всё-таки разведчиками, вскоре вернулась. Они доложили князю Микулинскому:

— Орда пока не проходила. Наши схоронились в версте от Почепа и ждут.

Князь Микулинский понял, что орда ещё позади и пора занимать рубежи. Команда по цепочке долетела до каждого воина, и через минуту-другую полки двинулись к Почепу. Но, не доехав до города с версту, князь Микулинский повёл полки в обход города, дабы не наследить в нём. Ведь, если бы через Почеп прошли два полка, ордынцам не составило бы большого труда догадаться, кто оставил столько конских следов. Да и среди жителей оказались бы такие, кто не нашёл бы в себе мужества молчать и выдал бы русичей. Потому Почеп тоже миновали стороной. И все были довольны тем, что орда уже определённо где-то позади.

Однако это была только та часть орды, которая отделилась от Большой орды хана Девлет-Гирея. Князь Ахмат замешкался в пути. Покинув Козельск, он дал своим воинам волю разграбить и сжечь большое село Думиничи западнее Козельска. Гуляли, бесчинствовали татары в Думиничах до позднего вечера, потом, чувствуя себя в безопасности, заночевали в поле за селом и лишь на другой день, когда Даниил и Иван были уже в полку князя Микулинского, двинулись вперёд, отягощённые награбленным добром, многими сотнями полонян и полонянок. Князь Ахмат теперь не спешил. Он знал, что русские не будут преследовать его, потому что их поблизости не было. Вернувшийся к Ахмату «гонец», передавший грамоту князю Микулинскому, доложил своему князю, что русские полки в тот же день ушли, как предписывалось «грамотой», под Одоев. Хитрость сработала, и теперь Ахмату можно было вести воинов спокойно до самого Муравского шляха, где нога русского ратника никогда не ступала.

Но князь Ахмат ошибся. Встреча с русской ратью ему предстояла. Однако удача пока была на его стороне. «Гонец» — а это был Риза Ахматов, девятнадцатилетний русский, вывезенный годовалым мальцом из Венёва в Крымскую орду и там воспитанный, обученный многому в большой семье князя Ахмата, — теперь отрабатывал своему благодетелю «долг», который накопился за восемнадцать лет безоблачной жизни в Бахчисарае. Риза был отважен и смел, искусен в борьбе и всяких военных хитростях. У него было русское имя Василий, родом он был из села Вязёмы под Москвой. Он-то и предупредил князя Ахмата о грозящей ему опасности. Прежде чем войти в Почеп, князь Ахмат послал туда Ризу. Тот не поскакал в село на коне, а помчался лисьим бегом. Прибежал, постучался в крайнюю избу близ дороги. Из оконца выглянула пожилая женщина.

— Чего тебе, сынок? — спросила она.

— Матушка, потерялся я, отстал от воинов, с коими шёл в село Думиничи. Не проходили они?

— Да где же ты куролесил? Они, родимый, ночью прошли и спрашивали соседей и меня о ком-то, я уж не помню.

— Много их было?

— И того не ведаю. Двое к оконцу подходили.

— И что мне теперь делать? — огорчённо вздохнул Риза и ушёл из села, вернулся к Ахмату.

— С чем пришёл? — спросил князь.