Александр Антонов - Воевода

— Эко тебя угораздило! — засмеялся князь.

— А как спел я им песню, так и подписали клятву, проводили до стругов, восемь бурдюков водки подарили.

— То-то по-над Камой песни загудели, — продолжал смеяться князь. И как-то сразу о деле спросил: — Чем зиму-то заниматься думаешь?

— Батюшку ждать буду. Худо у него со здоровьем, княже, так ты уж порадей за него, подыщи ему замену.

— Знаю о том, Данилша. И порадели уже. Царь-батюшка шлёт туда воеводой князя Семёна Микулинского. Завтра он и уходит.

— Спасибо за добрую весть, князь-батюшка. А сам-то я до приезда батюшки хочу в вотчине побывать.

— Ну, побывай. Прямо днями и уезжай. Да не задерживайся. Виды на тебя есть, для того и звал. Пора тебе воеводскую науку до конца познать.

— И над кем мне быть воеводой, куда идти?

— Думаю, пораскинул бы умом и сам догадался бы. Да уж скажу. Во Мценск хочет послать тебя царь-батюшка. Сказал же так: «Место там горячее, да Данила Адашев не обожжёт рук».

Даниил задумался. Мценск — это огненная сковорода. Но ведь кому-то там надо быть воеводой, и, уж коль выбор пал на него, не кричать же: «Ратуйте!» Но размышлять долго было как-то неуместно, и Даниил сказал:

— Ничего, усижу и на горячей сковороде.

— Так ты уж помни, что в первых числах марта тебе туда и отбывать. И ратников с собой прихвати из Борисоглебска, как положено по расписанию.

— Куда денешься. Да я из Казани прихватил своих сотню.

— Умно поступил. — Князь налил в кубки медовухи, подал Даниилу. — Рад за тебя, воевода. Дай Бог, чтобы Русь богатела такими, как ты.

— Спасибо на добром слове, князь-батюшка.

— Вот и поговорили обо всём. И ты волен до марта. — Князь встал.

Встал и Даниил. Оставалось только откланяться и покинуть покой. Он так и поступил. Из Кремля Даниил вышел через Троицкие ворота и направился на Никитскую улицу навестить Ивана. В пути купил гостинцев своему тёзке. Был Даниил хмелен, и мир казался ему прекрасным. Его не волновало, что всего через каких-то четыре месяца ему нужно опять ехать в пекло, потому как, надо думать, Крымская орда будущим летом обязательно прихлынет на Русь. Поди, уже оправилась от поражения под Тулой два года назад.

В доме Пономаря, как всегда, когда приходил Даниил, пахло пирогами. Встречали Даниила все четверо: Серафима, Даша, Данилка и Иван, — все умиротворённые возвращением «кормильца». Даниил вручил медовые пряники тёзке, по головке погладил. Его пригласили к столу. Отбояриваться не стал, хотя и сказал:

— Да я только что из застолья. Медовухой и стерлядью потчевали.

— Кто же, ежели не тайна? Стерлядь ноне в цене, — молвил Иван.

— А сам князь Михаил Воротынский. Мы с ним толковали о Казани.

— Молчу, молчу, батюшка-воевода. В приказе был?

— Угадал. Меня к тебе два повода привели.

— Мог бы и без повода. — Иван снял с Даниила кафтан.

— И то верно.

— Да уж выкладывай.

— На той неделе во вторник я уезжаю.

— Далеко ли?

— В Борисоглебское. Давай со мной всей семьёй.

— Подожди, Данилушка, так уж сразу. Зачем ты уезжаешь?

— Отдыхать, Ваня, отдыхать! Два года мы с тобой по острию ходили, можно и отдохнуть.

— Даша, матушка, вы слышали? Он нас зовёт на Волгу, в Борисоглебское!

— Вот и поезжайте, — ответила Серафима. — А я домовничать буду, в храмы похожу.

— Даша, не отказывайся. Там такая прелесть зимой! Данилка на санках с горок кататься будет, — манил Дашу Даниил.

— А твои поедут?

— Все, кроме матушки.

— Что ж, ежели Ваня возьмёт нас, мы готовы ехать.

— Ты слышал, Ванюша? Или забыл, что пушкари тебя на рыбалку звали? Стерлядь будем ловить.

— Разве от вас отделаешься? А я-то думал выспаться за два года, — засмеялся Иван. — Говори же о втором поводе.

— Это уж мы с Дашей обговорим. Вот какое дело, Дашуня. Ехали мы из Казани домой и договорились с Иваном оженить нашего сотского Степана. И на ком бы, ты думала?

— Не знаю, батюшка-воевода.

— Да на нашей свахе, на тётке Саломее. Ей уже тридцать с хвостиком, и она с сорок седьмого года вдовствует.

— А Степан-то как? — спросила Даша.

— Да за милую душу согласится, — ответил Иван. — Славная Саломея…

— Уж тебе не знать ли её, — засмеялась Даша. — Он чуть что, так и говорит мне: вот если бы не Саломея…

— Что ж, и я могу то же сказать, — отозвался Даниил. Гость и хозяева за столом не засиделись. Вскоре же Даша, Иван и Даниил оправились на Арбат к свахе Саломее. В пути Иван поучал Даниила, как вести себя с ней.

— Ты, воевода-батюшка, не умаляй достоинств Степана, повторяй, что сотский голова и военной справе прилежный.

— Мы со свахой найдём, что сказать, — смеялся Даниил и весело посматривал на Дашу. — Так ли я говорю, свашенька?

— Истинно так, — отвечала Даша с милой улыбкой. Она была довольна своим замужеством и всем женщинам готова была пожелать того же.

Сватам повезло. Вдовица Саломея была дома. Увидев её в домашнем сарафане, без головного платка, румянолицую и большеглазую, Даниил подумал, что ежели она согласится выйти за Степана, то быть славной паре. Он подумал и о её нраве. Никогда он не видел её сварливой, злой. Будто она знала секрет: ежели хочешь добиться успеха в жизни, побеждай добром.

— Здравствуй, Саломеюшка. Видишь, кто к тебе пришёл? Все твои детки, — с таким присловьем появился в покоях свахи Даниил.

— Как не видеть? — запела Саломея приятным голосом. — Да вы ко мне во снах каждую ноченьку приходите. Раздевайтесь, дорогие гости, говорите, какая нужда вас привела. А я готова вам помочь.

— Даша, тебе и слово, — подсказал Даниил.

Молодая женщина смутилась, но тут же улыбнулась, начала бойко:

— Есть у нас купец, молодуха Саломея, удалой молодец, во всех делах сноровистый, весёлый и покладистый, работящий и не гулящий, царю-батюшке верный слуга, семеюшке кормилец. И нужен тому купцу красный товар. А вот мы его нашли да и спрашиваем: готова ли ты, Саломея, посмотреть красна молодца, сокола ясного?

Погрустнела Саломея от яркой речи молодой свахи, румянец с лица сошёл, голова поникла. Руки в кулачки стиснула и тихо ответила:

— Матвеюшку я забыть не могу. Стоит он у меня, сердешный, перед глазами. Был он ласковый такой, слова сорного не бросит. Да вот нашлась на его головушку басурманская сабля. Потому и не знаю, что сказать, милые сваты.

— Да ты поделись местечком в своей душе. И Матвеюшку оставь, и Стёпушку пусти. — Даниил улыбнулся, подошёл к Саломее, обнял за плечи. — Не так ли ты мне говорила семь годков назад, умная головушка?

— Вот и скажи: уживутся и вдвоём, — засмеялся Иван. — Да в твоей доброй душе всем места хватит.

В свои тридцать пять лет Саломея была похожа на молодицу лет двадцати пяти, жаждала мужской ласки и готова была хоть пень обнимать. Но стыд и житейская порядочность удерживали её от беготни за мужиками. А тут…