Роман Петрозашвили - У стен Анакопии

— Я ее видела, она красива, а ее смелость меня восхищает, — говорила Гурандухт. — Не знаю, смогла бы я так же, как она, сражаться рядом со своим любимым и охранять его в бою.

Хибла внимательно посмотрела на Гурандухт. Она вспомнила, как царевна пырнула араба отравленным кинжалом, и тут же спросила себя: «А я смогла бы?» Она любила Федора по-своему — дико и необузданно, и ни с кем не смогла бы его делить, но сражаться с врагом рядом с ним? Нет, не женское это дело. Ее дело — родить ему наследника, которому ее бабка Парсбит пророчит большое будущее. Хибла пожала плечами, давая понять Гурандухт, что та ее не убедила. Вслух же, как бы между прочим, заметила:

— Пора бы архонту Леону вернуться.

Она увидела устремленный на нее взгляд глубоких, как утренний рассвет, глаз Гурандухт и догадалась, что та думала о нем.

— Но как он проникнет в крепость?

— Захочет, по воздуху прилетит, под землей пройдет, — сказала Хибла и дунула на свою свечу.

— Захочет ли? — задумчиво проговорила Гурандухт. Она закинула за голову красивые белые руки. Неровный свет оплывающей свечи четко выделял из сумрака ее строгий профиль и девичью грудь. Да, она думала о Леоне. Хибла проболталась ей о гибели его невесты. Теперь Гурандухт стала понятной сдержанность Леона в первую их встречу в Цихе-Годжи — тогда он любил свою Амзу. Сначала ей была нестерпима мысль о том, что ей, картлийской царевне; он предпочел какую-то абазгку простого рода, но потом поняла: это любовь. А может ли знатность рода заменить пламень настоящей любви? Счастливы ли царицы?..

Хибла смотрела на Гурандухт из темноты: «Красивая у правителя Картли дочь. Если он отдаст ее Леону, тогда осуществление замысла бабки Парсбит станет затруднительным». Об этом замысле Хибла боялась даже думать. Не ее это дело. Оно поручено врачевателю Шан-Биби. Сама она ничего не имеет против союза Леона с Гурандухт, но она должна заботиться о будущем своего сына. Никто не должен стоять на его пути... «Боги, дайте мне сына!.. — Сына!» — молила она.

Гурандухт тоже потушила свою свечу. Хибла услышала ее тяжкий вздох. Ей стало жаль царевну.

6

Леон встретился с аланским правителем Бакатаром у перевала в небольшой крепости Собгиси, издавна стоявшей на страже мисимийского пути. Бакатар уже немолод, но, как истинный сын гор, он в талии узок, в плечах широк, поступь его легка; шрам, рассекающий левую половину лица от высокого лба через бровь до подбородка, скрытого густой полуседой бородой, и великолепное оружие выдавали в нем бывалого воина. Леон оказал ему как старшему подобающие тому знаки внимания и уважения, чем расположил к себе гордого правителя воинственных аланов. Встреча была короткой. Негоже заставлять старшего спрашивать у младшего, зачем он зван в Собгиси. Не затем же он проделал трехдневный путь, чтобы полюбоваться на молодого правителя соседней Абазгии. Леон заметил в темных глазах Бакатара нетерпение и настороженность. Дабы не дать повода для ссоры, он решил не упоминать о давнишнем походе аланов на Абазгию и тех мелких стычках, которые время от времени возникали между абазгами и аланами из-за скота и горных пастбищ. Много ли надо, чтобы легко вспыхивающие аланы, сопровождающие своего владыку, схватились за рукояти мечей? Они и так с сумрачной завистью посматривают на отменное оружие спутников Леона. Горючего материала с той и другой стороны накопилось много — маленькая искра, и зазвенят мечи. Леон начал осторожно, издалека:

— Господь бог поселил наши народы по обе стороны гор Кавказских, наделил землей и наказал добывать хлеб насущный в поте лица своего, — говорил он. — Абазги и аланы издревле жили в мире, а когда враги приходили в наши горы, то и помогали друг другу мечами. Мы чтим память твоего славного пращура царя Сароэ и его воинов, которые более чем полтора века назад вместе с абазгами, картлийцами и армянами сражались против персов за нашу общую родину. Теперь нашим народам снова грозит враг — агаряне. Они уже разоряют Картли, не минуют и нас. Кланяются тебе правители Картли Мириан и его брат Арчил, а с ними и я, — Леон отвесил Бакатару поясной поклон: — Помоги своими воинами отстоять Анакопию.

Бакатар учтиво принял поклон, но с ответом не торопился. Он оценил сдержанность молодого абазгского архонта, но понимал, что абазги не забыли о том, не принесшем его народу славы, походе на Абазгию, ибо по законам гор пролитая кровь взывает о мщении.

— Известно мне, твой народ не простил нам кровь абазгов, но и мой народ помнит, что абазги в отместку показали воинам Джахара дорогу через горы в нашу страну. Агаряне тогда много крови аланской пролили. — Бакатар осуждающе покачал головой. — Пусть же за эту кровь аланов и абазгов, напрасно пролитую, ответ держат перед Всевышним наши отцы. Нам же с тобой делить нечего: у меня своя земля, у тебя — своя. Забудем ссору наших отцов, и все, что до этого между нами плохое было, тоже предадим забвению. Будем жить в мире, как допрежь нас предки наши жили. Ты молод, но в твоих словах — мудрость убеленного сединами воина и правителя. Одно скажу: ни мне, ни тебе агарянский полководец не сказал, какой путь он избрал. Порешим так; если агаряне с севера прийдут в нашу страну, мой народ укроется в Абазгии, а если мусульмане вторгнутся в твою страну, то пусть абазги идут к нам. В том и другом случае нам с тобой стоять на перевалах, и либо мы повернем врага вспять, либо погибнем со славой. Я своим скажу, а ты — своим, чтобы не чинили зла друг другу, а кто нарушит этот наш уговор, того не щадить.

Ответ Бакатара означал отказ дать своих воинов для усиления гарнизона Анакопии, но этот отказ был сдобрен мирными заверениями и обещаниями помощи яруг другу в защите перевалов. Леону ничего не оставалось, как согласиться на условия Бакатара.

— Если агаряне придут, Анакопию будешь оборонять? — спросил Бакатар, осматривая отлично вооруженных и вымуштрованных спутников Леона.

— Если агаряне войдут в Анакопию, то только по нашим костям, — непримиримо оказал Леон.

Бакатар приказал троим своим воинам идти с Леоном и быть при нем гонцами для связи с ним. Расстались они дружелюбно. Обо всем этом по возвращению из Собгиси Леон рассказал Мириану и Арчилу.

— И то хорошо: теперь нам не придется озираться в сторону гор: не идут ли аланы? — закончил он свой отчет о поездке. Потом со вздохом сказал: — Совестно мне — не было меня с вами в тяжкие дни.

— Еще успеешь сразиться с арабами, — проговорил Мириам; он понимал, о чем сожалеет молодой эристав.

Узнав от Федора о быстро тающих запасах продовольствия, Леон задумался. Шла вторая неделя осады. Долго ли арабы будут торчать здесь? По-видимому, никакая сила не заставит их снять осаду после понесенных жестоких потерь. То, что Сулейман решил взять Анакопию измором, у Мириана не вызывало сомнения. Попыток к штурму он больше не предпринимал, но и осаду не снимал. Значит, ждет, когда сами сдадутся. «Надо уверить арабов, будто Анакопия может держаться хоть целый год», — подумал Леон.