Роман Петрозашвили - У стен Анакопии

— Когда находишься на земле врагов, о таких вещах не забывают, — строго сказал Сулейман. — Не будь ты моим хакимом, я бы приказал освежить твою память сотней плетей.

Но Гусейн знал: Сулейман этого но сделает. Старый военачальник часто болел и нуждался в нем, и потому лекарь был с ним смел, насколько это позволяло чувство меры, которое, впрочем, ему никогда не изменяло.

— Прикажи воинам выбросить этот мед, а впредь сначала давать его пробовать пленным, — распорядился Гусейн.

Происшествие с медом не прошло бесследно для кельбитов — после этого случая они были предметом насмешек, а сам Зеид получил не столь смешное, сколь обидное прозвище. Он поклялся Аллахом и собственной бородой отомстить абазгам за позор. Дни и ночи его отряд шастал по горам в поисках абазгов, а те были всюду и нигде. То и дело они напоминали о себе меткой стрелой, прилетевшей из глубины сумрачного леса, и тогда в отряде недосчитывались воина. Но Зеид был упрям и смел, к тому же руководимый жаждой мщения, углублялся все дальше в горы. Однажды его люди наткнулись на временное жилище абазгов; в нем еще горел очаг, пеклись просяные лепешки. Зеид приказал кельбитам:

— Ищите, они не успели уйти далеко.

Кельбиты бросились на поиски абазгов и скоро нашли одну семью, забившуюся в тесное ущелье. Но захватить ее не удалось. На арабов внезапно обрушились со скал страховидные воины; они были смелы и необыкновенно свирепы. Арабы отступили, бросив убитых и раненых; последних лесные дьяволы беспощадно перебили. Один из спасенных — старый сгорбленный абазг — стал благодарить вожака освободителей.

— Ты спас мою семью, Абгахша. Мы до конца жизни твои должники.

— Идите в наше урочище Амзара, там много ваших, — буркнул старый нелюдимый воин и отвернулся, равнодушный к благодарности.

Арабы охотились за абазгами, а абазги и мисиминянин Абгахша с сородичами и несколькими своими друзьями-аланами охотились за арабами; это они, как полки, всюду следовали по пятам за отрядом Зеида и урывали от него мелкие группы и отставших воинов. Но все же Зеид в этот день нашел в горах стадо коз и пригнал его в лагерь. Передохнув день-два, отряд Зеида снова отправлялся в рейд по горам Апсилии и Абазгии. В один из таких походов довольно многочисленная группа воинов из его отряда попала в засаду, которую им устроил Евстафий. В этой скоротечной жестокой битве апсилы дали выход накопившейся в них ненависти к давнишним своим врагам. Как ни спешил Зеид на помощь своим попавшим в беду кельбитам, он опоздал. Страшное зрелище представилось ему: полторы сотни его соплеменников были буквально растерзаны. Будто не мечи и копья, а звериные клыки разрывали их тела. Не было ни одного раненого — все мертвы. Рассвирепевший Зеид бросился в погоню за апсилами.

Те укрылись в крепости Тсахар. Зто было роковой ошибкой Евстафия. Крепость только звалась железной и жила своей старой славой. Кое-как восстановленная после разрушений арабами и Львом Исавром, она уже не представляла собой неприступной твердыни. Зеид осадил крепость и послал за подмогой. Штурмующие ворвались в крепость. Апсилы отчаянно защищались, но силы были слишком неравны. Зеид заметил среди апсилов бородатого воина в богатой одежде и приказал во что бы то ни стало взять его живым. На знатного воина набросили аркан и стащили с крыльца маленького дворца, который он мужественно защищал. Полузадушенного и связанного по рукам и ногам его приволокли к Зеиду.

— Кто ты? — опросил тот по-гречески.

Пленный смерил Зеида презрительным взглядом и отвернулся. Но его нечаянно выдал один из умирающих апсилов.

— Евстафий, сохрани себя во имя Апсилии и отомсти за нас, — проговорил он.

Слово Апсилия Зеиду было известно, а имя Евстафий, произнесенное рядом с ним, заставило его насторожиться. Так, кажется, зовут правителя этой страны. Зеид обрадовался: Аллах вознаградил его за перенесенный позор! За этого пленного Лев пустыни Сулейман ибн-Исам даст ему большую награду.

5

Ночи Федор проводил в помещении, под которым находился колодец с тайным ходом. В нем никто не жил, хотя в дни осады цитадель была переполнена. Хибла намеревалась занять его — она не хотела стеснять ни себя, ни Гурандухт, с которой разделила свою комнату, но Федор решительно воспротивился ее намерению. Она догадалась: с этим помещением связана какая-то тайна; то, что ее муж проводит в нем ночи, лишь укрепило ее в этом мнении. Она часто бывала здесь. И однажды заметила, что муж иногда к чему-то прислушивается, при этом нетерпеливо посматривая на нее и желая, видимо, чтобы она ушла. Хибла не была бы женщиной, если бы ее не терзало любопытство. В эту ночь она засиделась у него допоздна. Федор подсчитывал запасы продовольствия. Хибла заметила его недовольно поджатые губы, отчего нос Федора с характерной горбинкой еще больше навис над подбородком. Она не слышно, по-кошачьи, подошла сзади и обняла его.

— Что тебя тревожит, мой повелитель?

Федор досадливо бросил свинцовую палочку, которой вел запись.

— Приезд правителя Картли с воинами спутал наши расчеты на запасы продовольствия, — сказал он. — Если не сократить выдачу мяса и зерна, то через две недели гарнизон начнет голодать; если же сократить, — воины ослабнут, и тогда мы не сможем отбиться от врагов в случае нового штурма...

В этот миг Федор уловил в подземелье шорох.

— Ты оставила царевну Гурандухт одну, это неучтиво, пойди к ней, — требовательно сказал он.

Но у дочери хазарских степей слух не хуже. Она тоже уловила какое-то движение под полом, а потом — явственные шаги. «Кто-то ходит под нами. Не женщина ли? Не затем ли муж отсылает меня, чтобы встретиться с ней?» Хиблу охватила ревность. Злой желтый огонек блеснул в ее глазах. Федор догадался: она тоже слышала шум в подземелье, и понял, что происходит в душе жены, и несколько мягче сказал:

— Иди, потом все узнаешь.

Хибла недоверчиво взглянула на него и вышла. Но разве женщина может не подслушивать, когда дело касается ее мужа? Она приникла ухом к стене. До нее донесся разговор двух мужчин: один голос принадлежал ее мужу, второй — она сначала даже не поверила себе — Леону. Хибла торжествующе улыбнулась. Значит, из цитадели есть тайный выход! Это полезно знать — когда-нибудь пригодится. Она отошла успокоенная. Гурандухт была уже в постели, когда вошла Хибла. Женщины еще некоторое время посплетничали по поводу Хрисулы и Богумила, романтическая история которых стала достоянием всей Анакопии. Хибла осуждала Хрисулу за поведение, недостойное, по ее мнению, порядочной женщины. Гурандухт же, лучше воспитанная, защищала гречанку и ее право на любовь, о которой втайне мечтает каждая женщина.