Валерий Замыслов - Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

В сусеках, ларях и в глубоком прохладном подполье хранились мука и разные крупы, свекла, морковь и репа, сушеные грибы и моченая брусника, мед в липовой кадушке и горох в берестяных туесках.

— Хозяйничай, дочка.

Дня через три Качура довольно молвил:

— Добрая из тебя получается повариха, Марийка. Даже хлебы выпекла.

Взгляд Данилы был одобрительный и, как показалось девушке, чересчур внимательный и ласковый, но она не придала этому особого значения. Рад — и, слава Богу.

А спустя два дня деревня праздновала Ильин день [46] Ильин день — 20 июля по ст. стилю. , когда пророк лето кончает, жито зажинает. Качура (за бражкой и медовухой) засиделся с мужиками до полуночи и заявился в избу на большом подгуле. Лег было на лавку, но в глазах вдруг предстало гибкое, ладное тело Марийки. Всепоглощающая, похотливая мысль толкнула его к горнице.

Марийка проснулась от жадных, дрожащих от неистребимой страсти рук хозяина избы. Испуганно вскрикнула, услышав в ответ жаркие слова:

— Не пугайся… Не могу боле терпеть. Хочу голубить тебя…

Марийка всё поняла и стала вырываться.

— Не смей, дядя Качура! Не смей!

Но Данила одной рукой сжимал ее упругую грудь, а другой норовил раздвинуть ее оголенные ноги. Натужно и хрипло говорил:

— В жены тебя возьму… Христом Богом клянусь!

Марийка вспомнила, как хотел над ней надругаться боярин Мелентий Коврига, и налилась гневом.

— Не хочу! Уйди!

Она рванулась изо всех сил и выскользнула из рук Качуры. Опрометью, в одной льняной сорочке, выскочила из горенки, в избе нащупала на колке [47] Колок — деревянный гвоздь, укрепленный в чем-либо (обычно для вешания). сермягу — и вон на улицу.

Качура опомнился, пошатываясь, вышел на крыльцо и повинно произнес:

— Прости, Марийка. Бес попутал… Где ты?

Но Марийки и след простыл.

Хан Менгу-Тимур не терял времени даром. Он разослал своих послов в Литву, Швецию, Данию и Ливонский Орден крестоносцев. Грамот с послами не посылал: уж слишком далек путь из Сарай-Берке до западных стран. Надо ехать через всю Русь, и если одна грамота попадет какому-нибудь русскому князю, то все его старания окажутся под угрозой срыва. Послы должны передать его повеления на словах: «Вы много лет враждуете с Русью и давно грезите овладеть ее северо-западными землями. Ваши устремления могут успешно претвориться. Русь хоть и покорена татарами, но Псков, Новгород, Торжок, Полоцк и другие города пытаются выйти из власти Золотой Орды. Накажите эти мятежные города, треть ясыря [48] Ясырь — невольники. и добычи отдайте моим баскакам. Хан Менгу-Тимур не будет мешать вашему вторжению. А если вы не воспользуйтесь благоприятным моментом, то 600 тысяч татарских воинов хлынут на Европу, и не только повторят путь великого джихангира Батыя, но и завоюют всю вселенную».

Для вящей убедительности всем послам была вручена золотая ханская пайцза и специальная печать, о которых знали все западные короли, князья и магистры.

Ордынские послы весьма подтолкнули западных врагов Руси.

Князь Дмитрий только всунул ногу в серебряное стремя и бросил молодое тело в седло (собрался выехать в Кузнечную слободу, ибо раз в неделю он непременно посещал оружейных мастеров), как к нему спешно подошел ближний боярин Ратмир Вешняк.

— Примчал гонец из Новгорода, княже.

— Что приключилось?

— О том гонец мне не поведал.

Дмитрий хмуро сошел с коня. Сердце подсказывало: новгородец прибыл по какому-то важному делу, скорее всего, ратному.

— Зови гонца в гридницу.

Сердце не обмануло: гонец принес тревожную весть.

— Литва и Ливонский Орден угрожают Пскову и Новгороду, набегают на села и деревеньки, жгут дома и убивают смердов. Новгород и Псков зовут тебя, князь Дмитрий Александрович с дружиной.

— А что же ваш князь Юрий Андреевич?

— Новгородцы не доверяют ему. Поди, сам ведаешь, князь, — воевода из него никудышный.

— Ведаю! — резко отозвался Дмитрий. — Чего ж такого худого ратоборца терпите?

Гонец замялся.

— Оно, вишь ли, Дмитрий Александрович… Сам великий князь нам племянника своего поставил. Выдворим — так Ярослав Ярославич со всей силой на нас обрушится. Вот и окажемся в клещах. С одной стороны Литва и крестоносцы, с другой — Ярослав с великой дружиной. Выручай, князь!

Резко очерченные губы Дмитрия тронула насмешливая ухмылка.

— Странно ведет себя Господин Великий Новгород. Аль ему не ведомо, что войну с иноземцем разрешено вести лишь по указу великого князя? Я ж — человек махонький, всего-то удельный воеводишка, да и дружинка у меня — кот наплакал. Перепутал ты дорогу, гонец. Поспешай во Владимир.

Новгородец кашлянул в мосластый кулак.

— Прости, князь. На вече шла речь и о великом князе. Ярослава мы давно ведаем. Приходил он недавно к Новгороду, дабы наказать нас за поддержку псковского Довмонта, коего помышлял в железа заковать. Не от великого ума сие. Довмонт и ныне отменно от Литвы отбивается. Звать Ярослава — проку мало, решетом воду носить. Бестолков он, как воевода, да и пуглив не в меру. Воевать страшится. Одна надёжа на тебя, князь. И Псков, и Новгород никогда не забудут, как ты лихо ливонских рыцарей под Дерптом разбил и как неприступный город взял. Не посрамишь ты своего славного меча и ныне. Так вече новгородское и заявило.

Лицо Дмитрия оставалось бесстрастным: он не любил похвалы.

— Спасибо за честь, — сдержанно молвил он и, пройдясь по гриднице, строго добавил. — Каким бы Ярослав Ярославич не был, но он великий князь. Скачи в стольный град.

Новгородец помрачнел: он явно не ожидал такого ответа от переяславского князя.

— А как же ты, князь? Ужель Новгород и Псков в беде оставишь? То срам на всю Русь.

У Дмитрия пролегла упрямая складка над переносицей. Он осерчал. Ему ли выслушивать такие обидные слова? Захотелось зло прикрикнуть на гонца, но сдержал себя. Гонец по-своему прав. Отсидеться и оставить Северо-Запад Руси в беде — действительно позор. Но этому не бывать. Однако гонец не должен ведать его тайные помыслы. Всему своё время.

И сдерживая свой гнев, Дмитрий, как можно спокойнее молвил:

— Не шибко-то кидайся обидными словами. В третий раз сказываю: отправляйся к великому князю, а затем… затем вновь ко мне наведайся.

Лицо новгородца оживилось.

— Вдругорядь прости, князь. Всенепременно наведаюсь!

После отъезда гонца Дмитрий надолго погрузился в думы. Борьба за охрану северо-западных рубежей не прекращалась даже в тяжелые годы борьбы русичей против татарского нашествия, кои находились под постоянной угрозой со стороны Швеции, Дании, Литвы и Ливонского Ордена.

После победы князя Александра на Неве шведы отказались от помыслов овладеть землей еми [49] Емь — основное этническое ядро, из которого образовался финский народ, занимала преобладающую часть территории нынешней Финляндии, побережье Финского залива от района нынешнего города Хельсинки до реки Кюммене и большую часть внутренней территории страны. До середины XII века Новгородская республика занимала господствующее положение в Восточной Прибалтике, контролируя, частности, и Финский залив, так как по обеим его сторонам лежали подвластные Новгороду эстонские и карело-финские земли. Сумь, занимавшая юго-западное побережье Финляндии от полуострова Ханко до реки Кумо, не была подчинена Новгороду. . В начале 1248 года ярлом (правителем) Швеции стал Биргер, зять короля: он управлял, как отмечали папские легаты [50] Легаты — дипломатические представители римского папы. , всей страной. Биргер и занялся подготовкой похода против финнов. Он собрал большое рыцарское войско и, высадившись на южном берегу Нюландии [51] Нюландия — одна из областей Финляндии. , в кровопролитных боях разбил емь. Население, отказывавшееся принять христианство, беспощадно истреблялось. К середине 1250 года емь была завоевана. Тяжелое положение Новгорода в то время не позволяло ему оказать помощи финнам, хотя и сидел в Новгороде отец Дмитрия, Александр Невский. По этому поводу автор одной из хроник заметил: «Ту страну, которая была вся крещена, русский князь Александр, как я думаю, потерял».