Валерий Замыслов - Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

Васютка добродушно рассмеялся:

— Ну и талалай [85] Талалай — болтун, пустомеля. же ты.

— Откуль меня ведаешь? — подивился мужичонка. — Я, почитай, всех мужиков в Переяславле знаю, а тебя впервой вижу. Откуль мою кличку пронюхал?

Васютка еще больше рассмеялся:

— Да и не ведал я твоей клички. Много калякаешь, вот и назвал так.

— В самую точку! Меня весь посад Талалаем называет. А так-то я Анисим… Но меня всё больше — Аниська. Аниська Талалай. А тебя как звать?

— Васютка.

— Никак, из приезжих?

— Угадал, Талалай. Из Ростова Великого.

— Вона… Из бывшего стольного града, выходит. Славный город. Сорок лет прожил, но ни разу не бывал…А ты, чую, не из ремесленных. И кафтан доброго сукна, и сапоги из дорогого сафьяна, да и руки не загрубелые. То ли сын боярский, то ли княжой послужилец. Не угадал?

— Не угадал, Талалай. Торговлишкой я промышляю, вот и заехал в ваш город.

— А чего ж тогда на моей завалине сидишь? Аль кто испробовать моей бражки присоветовал?

— Случайно присел. Надумал отдохнуть маленко.

— Ну, коль судьба свела, без бражки не обойтись. Уважь, торговый человек. Правда, в избенке моей черт ногу сломает. Так я тебе прямо сюда вынесу.

Аниська шустро шмыгнул в дом и вскоре вышел из него с полным ковшом браги.

— Испей, Васютка. Такой ты отродясь не пробовал.

— Благодарствую, Анисим.

Васютка принял обеими руками расписанный узорами ковш и отпил несколько глотков. Бражка ему и впрямь понравилась. Был в ней какой-то особый смак, коего он и впрямь никогда не испытывал.

— Зело вкусна, Анисим.

— А я что баял? — довольно поскреб короткими, задубелыми пальцам свою лохматую потылицу Аниська.

— Как же ты ее готовишь?

— Не серчай, Васютка, но оного я тебе ни в жизть не скажу. У каждого мастера свои ухищрения да уловки, хе-хе… Бражка тебе пришлась по душе, а ковша не издержал, и всего-то пригубил. Обижаешь меня, торговый человек.

— Прости, Анисим. Я бы с полной усладой, но дела ждут. Нешуточные дела. Нужна здравая голова.

Васютка поднялся с завалинки.

— Прощай, брат Анисим. Спасибо за угощение. Может, когда и свидимся.

— Свидимся, — утвердительно кивнул головой Аниська Талалай.

Васютка встал близ оконца, прислушался. Из избы раздавался негромкий, напевный голос:

«Марьюшка! — пронеслось в голове Васютки. — Песню о солнышке напевает. Значит, не печалится, о бедах своих забыла… А, может, и про его, Васютку, запамятовала? И всего какой-то час виделись. Стоит ли в избу заходить?».

И Васютка вновь заробел. Вот ведь диво дивное! С ордынцами лихо сражался, а к девушке зайти не смеет. Легче вновь за меч взяться и на целый татарский полк кинуться, чем дверь открыть.

Нет, молодой купец обманулся в своих предположениях. Напротив, девушка пела с грустинкой. Она просила солнышко порадовать ее опечаленную душу. Встретился ей добрый молодец, приглянулся, и сгинул. Поди, навек сгинул. Не будет он ее искать. Кому нужная бедная сиротка? У такого пригожего молодца наверняка давно уже есть суженая. Да на него все девушки заглядываются, и не такие как она, Марийка. Бедная, из черного посадского люда. Нет, никогда он больше не возжелает ее увидеть. И нечего о нем больше думать. Выкинуть из сердца!.. И какая же она дуреха, когда первому встречному душу свою открыла. Нараспашку отворила. И что на нее нашло? Почему именно этому незнакомому парню она так доверилась?

Марийка вздохнула и уселась за прялку. Невесело было на ее душе.

«А может, к Синему камню сходить? — вдруг подумалось девушке. — Бабка Пистимея перед своей кончиной наказывала: коль будет совсем худо, наведайся к Синему камню да помолись горячо, и худо отступит… Но к волшебному камню ходят всего один раз. Может, такая беда навалится, что ее девичьи грезы покажутся пустяшными. Вот тогда-то она и пойдет к Синему камню, а пока надо обождать».

Гришка Малыга с заступом на плече шел к избе с огорода. Увидев молодого мужчину в доброй одежде и обувке, нахмурился.

«Уж не притащился ли опять человек Мелентия Ковриги? Сергуня Шибан носа не кажет, так боярин нового послужильца подослал. Похотливый боров!».

Гришка вознегодовал. Надо этого боярского прихвостня крепко шугануть, да так, дабы вовек позабыл дорогу к Марийкиному дому.

Малыга стиснул крепкой ладонью заступ и с угрожающим видом ступил к послужильцу Мелентия Ковриги.

— От боярина притащился?

Васютка растерянно пожал плечами. Вид внезапно очутившегося перед ним мужика был настолько враждебен, что парню стало не по себе.

— От какого боярина?

— Ведаю от какого. А ну ступай прочь!

— Да ты что, мужик, белены объелся?

— Ступай, сказываю, а не то башку рассеку!

Услышав громкие возгласы Гришки Малыги, из избы вышла Марийка и с радостным удивлением уставилась на Васютку.

— Ты-ы? — протянула она и, залившись румянцем, добавила. — Пришел, значит…

Настал черед удивляться Малыге. Он опустил заступ и захлопал глазами на Марийку.

— Кто это?

— Васютка, — тихо отозвалась девушка, и еще больше смутилась.

— Да какой еще Васютка? — продолжал недоумевать Малыга.

— Прости, дядя Гриша. Я тебе о нем ничего не поведала. Это он меня до Переяславля подвез. Сам он из ростовских купцов.

Малыга пытливо поглядел на Васютку, затем на Марийку и хмыкнул. Оба почему-то стушевались, значит, не зря этот молодой купец к избе пришел. Никак, Марийка ему поглянулась. Но это еще ни о чем не говорит. На красивых девок многие глаза пялят — и простолюдины, и купцы, и бояре. Но не у каждого из них чистые помыслы. Вот и этот купчик, видимо, на Марийку позарился. А что у него на уме? Может, одна похоть, как у того же боярина Мелентия.

Гришка хоть и опустил заступ, но глаза его оставались настороженными. Он не ведал, что ему предпринять.

Видя нерешительность Малыги, Марийка, преодолевая всеобщее замешательство, молвила:

— Да ты не тревожься, дядя Гриша. Васютка — человек добрый. Давай пригласим его в избу.

— Будь, по-твоему, Марийка, впускай своего гостя, а я покуда за Авдотьей сбегаю.

— Проходи, Васютка.

— Благодарствую, Марьюшка.

Васютка вошел в избу, снял шапку, перекрестился на правый угол, в коем висела икона пресвятой Богородицы, и опустился на лавку, опустив на колени узелок с подарками.

Изба ему понравилась: опрятная, чистая, сказывалась рука хозяйки.

— Поди, проголодался. Давай я тебя покормлю, — метнулась к печи девушка.

— Спасибо, Марьюшка. Сыт я.

— Да ты не стесняйся, Васютка. Мы с тетей Авдотьей и кашу сготовили, и репу пареную, и лепешки поджаристые. С молоком — вкуснятина! Да вот и тетя Авдотья скажет.