Сергей Заплавный - Клятва Тояна. Книга 1

Погребение получилось пышным. Закололи и съели 30 быков и 10 баранов, восхваляя Аллаха, который научил их, как поступить с нетленным телом Ермака. Клялись друг другу в верности и единстве, славили силу и непобедимость Кучум- хана, а в душе рвали его на части.

Вместе с Искером потерял Кучум былое всесилие. Стал похож на зверя, которого подняли из логова охотничьи собаки, а преследуют волки. Самый опасный среди них князь Сейдяк, сын Бекбулата, одного из прежних властителей Сибирского улуса. Кучум убил Бекбулата, Сейдяк замыслил убить Кучума. Ему готовы помочь и бывший визирь хана Карача, и люди шибанской орды, и ногаи. Но время для открытой схватки еще не пришло. Сначала надо закончить погребальное пиршество и разделить доспехи Ермака. Кто владеет ими, тот владеет его силой и нетленностью. А она так нужна стареющему Кучуму…

Стати делить доспехи.

— Мудрейший! — уткнулся лицом в ковер многодушный Карачи. — Сила твоя равна уму, а ум — силе. Ты умеешь ударить так, что и войлочный кол в землю войдет. Зачем тебе сабля Ермака? Если позволишь, я возьму ее твоей рукой и буду рубить тушу барана, чтобы урусы стали, как эта туша. А цветной кафтан атамана впору Сейдяку. Князь юн и честолюбив. Ему хочется покрасоваться в кафтане, преследуя урусов. Не лишай его этой радости. Панцирь с золотыми птицами — лучшая награда твоему верному мурзе Кайдаулу. Второй панцирь вели отдать в Шайтанские юрты. Пусть уштяки принесут его в жертву кодской Алтын Ходын [91] Золотая Баба. .Это освободит тебя от Ермака и его незримой силы.

Кучум послушался его совета, но от Ермака так и не освободился. В урочище Баиште то маленький огонь появится, будто от светильника, то поднимутся над кудрявой сосной огненные столбы. Муллы сказали: это потому, что неверный лежит среди последователей пророка Мухаммеда. И убрали его могилу подальше от святого места, и оставили безвестной, чтобы никто не отыскал ее.

Жизнь одного человека — песчинка, жизнь многих — гора. Глаза горы помогают песчинке подняться над землей и стать птицей, кружащей высоко в небе. Сила горы не дает ей упасть. Слово горы соединяет время. Когда спят одни глаза, смотрят другие. Когда сторожит одна сила, отдыхает другая. Когда говорит старец, ребенок становится взрослым, а взрослый ребенком.

Трудно сказать, когда Тоян почувствовал себя частью горы: на ковре кенеша, или под плетью Кучума, или тринадцать лет спустя, когда узнал, что ослепший от старости хан Кучум, потеряв свое войско в бою на Ирмени, бежал в ногайские степи и там нашел свою смерть от руки тех, кого грабил, поднимаясь по Иртышу до озер Зайсан-нора и Кургальчин.

Емек успел стать Тояном. Перепуталось время и слово. Другие русы пришли в междуречье Иртыша и Умара. Другие степняки набегают со стороны полуденного солнца. Другие мурзы и тарханы [92] Вольный господин. владеют соседними землями. Но лучше не стало. Вражда рождает вражду, и нет ей ни конца, ни края.

Как избавиться от вражды?

Как уцелеть в ее нескончаемом вихре?

Как сохранить эушту?

Никто не знает.

Надо думать. Думать и решать. Первое слово за Советом. Последнее за Тояном.

Немало людей бывает в эуште. Навещают близкие — в городке праздник. Приезжают дальние — в городке ожидание: с чем пожаловали? Приходят странники — мир входящему! Приходят торговцы — почет им и уважение. Эушта всем открыта. Но бывают гости, которые ведут себя, как хозяева. Ничего нет хуже таких гостей.

Взять посланцев тайши Бинея, предводителя черных калмыков. Они являются из степей, что лежат к югу от Умара, с шумом и невежеством ложатся за чужой дастархан [93] Скатерть, застолье. . И, поглощая отборную еду и много арыки [94] Вино, выкуренное из кислого молока. , начинают требовать богатые дары. Целясь сквозь щелочки темных монгольских глаз, роняют насмешливо:

— Пока рука сжата, все в кулаке. Когда рука разожмется, все на ладони. Лучше быть сжатым в кулаке, чем раздавленным на ладони. Так что угощай нас получше, Тоян-эушта!

Иначе ведут себя белые калмыки, посланцы теленгутского тайши Обака, кочевья которого тянутся по эту сторону Умара. Они не пугают, они берут те же дары, но делают это ласково, сопровождая свою речь задушевными биликами [95] Изречение. :

— Конь познается под седлом, человек в дружбе. Настоящие друзья и половинку разделят поровну.

Прощаясь обнимают:

— Тайша помнит, что мы одной крови и всегда готов помочь эуште.

Их большие, чуть раскосые глаза источают при этом сердечные улыбки:

— Пусть руки отсохнут у того, кто о сородичах не радеет…

Вместе с людьми Обака нередко приходят люди чатского мурзы Тарлава и умацкого князя Четея. С одной стороны, Тарлав и Четей — зятья Обака, а потому сильны его силою; с другой — родичи одного из внуков Кучум-хана, связанного по материнской линии с джунгарами. А сила джунгар и того сильней. Мечутся Тарлав и Четей между степью и Сибирью, выбирая, кого в ней погладить, а кого укусить.

Не успеют калмыки с чатами и умаками уйти, скачут с восхода солнца боевые киргизы. Каменный городок их большого князя Немека стоит на Белом Июсе, деревянные городки его младших князей Номчи и Логи на Черном. Сливаясь, Июсы становятся Чулымом. Сливаясь, киргизы становятся народом. А большой народ всегда сильней малого, и руки у него всегда длинней.

— Сольемся и мы в один кенеш! — не раз предлагал Тоян Ашкенею, Еваге и Басандаю. — Ведь все мы эушта! Вспомните, что говорит прошлое. Оно говорит: не соединив пальцы, иглу не ухватишь, не соединив усилий, от разорителя не избавишься.

Князья отмалчивались, уводили разговор на другое. Но однажды Ашкеней не выдержал:

— Не узнаю тебя, Тоян-ака [96] Брат отца или старший. . Ты всегда говорил: если правая рука затевает драку, пусть левая разнимет. Что изменилось?

— Время. У любого терпения есть конец.

— Кхы, — осклабился Басандай. — Память от одном Тояне мешает жить другому.

— Память учит, — спокойно возразил ему Тоян. — Не тот много знает, кто много прожил, а тот, кто многому научился у живших прежде.

— Но жившие прежде говорили: собака с собакой у очага сходятся, а в лесу у каждой своя тропа. Разве не так?

— Так и есть, — печально подтвердил Евага. — Верблюду не убежать от вьюков, коню от повозки.

Расстались они дружески, будто и не было тяжелого разговора. Но с тех пор стали избегать друг друга. Еще больше это отчуждение усилилось, когда князь Басандай породнился с тайшой черных калмыков Бинеем и малым киргизским князем Логой. Одному он послал в жены младшую дочь, у другого дочь взял в жены старшему сыну. Евага стал свояком Читея, Ашкиней отдал сестру брату Тарлава. И только Тоян не стал унижаться перед пришлыми, ища с ними родства. Это вызвало неприязнь Еваги и Ашкинея, а Басандая и вовсе врагом сделало. Тем, кто плывет по течению, всегда ненавистен тот, кто отваживается плыть против него.