Валерий Замыслов - Иван Болотников. Книга третья «Огнем и мечом»

У вестовых глаза на лоб: тут сейчас всему Большому полку придет конец, а воеводе будто очи застило. Помощь же надобна!

— Чего мешкаете? — закричал Болотников. — Скачи живо до Бобыля! Стоять ему, покуда новый вражий полк не покажется. Живо!

Устим Секира, унимая дрожь (как тут не взволноваться!), потянулся к баклажке. Воровато оглянувшись на воеводу, приложился. Болотников напряженно смотрел в сторону Пахры. Появится или не появится новый царский полк? Долго ли стоять Нечайке? Большому полку и впрямь тяжко. Но и Нечайку срывать нельзя. Никак нельзя! Вот-вот должно высыпать еще одно вражье войско. Удобней места для нападения не сыщешь… Надо бы повечеру там пушкарей поставить. Но кто ж ведал? Будто с неба свалились. Сам виноват. За победами осторожность забыл, караулам доверился. А те недалече, знать, и ездили, целу вражью рать проворонили. Башку сверну дьяволам!.. Но где же вражий полк, где? Должен же он появиться, иначе стоянье Нечайки дорого обойдется. Ишь с какими потерями бьются повольники… А может, двинуть Бобыля? То-то воодушевятся ратники… Нет! Надо ждать. Ждать! Враг выйдет, непременно выйдет!

И дождался-таки. Вот он, царский полк! Вылез именно из-за леска и теперь катится с увала. (Эх, ударить бы пушками!) Нечайка двинул свою конницу. Мощно двинул.

Устим Секира любовно глянул на Болотникова. Однако чутье у Ивана Исаевича, однако выдержка!

Неприятель же по-прежнему теснил Большой полк (вместе с ним и Передовой сражался. Вечером стал близ Большого, и теперь оба перемешались). Болотников давно заприметил Юшку Беззубцева. Тот храбро и умело отбивался от натиска врагов. Иван Исаевич вытянул из золоченых ножен меч. Бодро, уверенно глянул на ратников.

— Баре чаяли взять врасплох, чаяли перебить нас, но не выйдет! Не выйдет, ребятушки! За мной, покажем барам! За мно-о-ой!

Личная трехтысячная дружина Болотникова ринулась на дворян. Отступавшие ратники, увидев скачущего воеводу, воспрянули и вновь повернули на бар.

— Набольший с нами! Веселей, мужики!

Болотников кидался в самую гущу врагов.

Падали тела, летели головы. Люто гулял по дворянам меч.

Передовой и Большой полки Шуйского начали было отступать, но в это время с тыла выкатился еще один царский полк.

Болотников бросился с дружиной в сторону реки Ружи, чтоб успеть оказаться на невысоком угоре и отчаянно чертыхнулся: от реки, встречу повольникам, двигалось царское войско.

«Кто ж ныне так ловко бьется?»

Появление двух полков оказалось для Болотникова и вовсе неожиданным. Попытался отвести рать к Бабьему лугу (ох как верно угадал Михаил Скопин это перемещение!), но из березового перелеска вдруг мощно грянули пушки.

Войско Болотникова заметалось.

«Надо отступать к селу Никулину», — решил Иван Исаевич.

Но от Никулина показалась царская рать.

В западне!

Михаил Скопин, стоя у Пахры на холме, довольно (забывшись, по-мальчишески) захлопал в ладоши. Болотникову конец! Из такого силка никому не выбраться, будь это сам Александр Македонский. Теперь лишь мужичье рубить.

«Ай да Мишка! — похвалил Кольцов-Мосальский. — Ай да разумник! Болотникова в капкан загнал. Ныне уж Ивашке не уйти, спета его воровская песенка».

На болотниковцев со всех сторон навалились враги. Казалось, что уже ничто не спасет войско повольников от сокрушительного разгрома.

«Ужель всему конец? — остервенело рубясь с дворянами, подумал Матвей Аничкин.

«Кажись, отгуляли», — пронеслось в голове Мирона Нагибы.

«Гибель неминуема», — безысходно предрекал Юшка.

Тягостно, гнетуще стало и на душе Болотникова. Ему, искушенному воину, не раз бывавшему в самых тяжелых, непредсказуемых ратных переделках, стало ясно: сечу уже не выиграть. И от этой горькой, безжалостной мысли его охватила неистовая ярость.

— А-а-а! — дико, исступленно выплеснул он и с чудовищной, дьявольской силой попер на врагов. Проложил в стане дворян кровавую улицу и опустил меч: перед ним никого не было, враги с ужасом отпрянули на добрый десяток саженей. Рядом оказался Семейка Назарьев. (Он, Матвей Аничкин и Устим Секира прикрывали Болотникова от боковых ударов).

— Знатно ты их покромсал, Иван Исаевич.

— Что? — будто пробуждаясь ото сна, хрипло выдохнул Болотников.

— Знатно, говорю, по барам прогулялся, воевода.

— Всех не перебьешь, — процедил сквозь зубы Болотников. — Попали, как сом в вершу.

Семейка пристально глянул в лицо воеводы и похолодел. Болотников в отчаянии!

— Так уж и в вершу, — хмыкнул. — Над кем лиха беда не встряхивалась? Выстоим. Жидковат барин супротив мужика. Выстоим, воевода! Налетает и топор на сук. Так у нас топоров не занимать. Глянь, как мужики топориками бьются.

Болотников в упор глянул на Семейку; глаза того, смешливые, спокойные, будто и не свирепствует вокруг лютое побоище. И от этих мужичьих глаз на душе Ивана Исаевича разом что-то перевернулось. Мужик, сосельник из Богородского, не дрогнул! Не кинулся безумно на смерть. А он?! Раскис, потерял разум, тьфу!

— Выстоим, говоришь? — обретая обычную уверенность, переспросил Болотников. И ответил сам себе, ответил твердо: — Выстоим! Нельзя нам на Пахре гибнуть. Нам еще Москву брать. Выстоим, други!

Вокруг воеводы удало билась его трехтысячная дружина, сдерживая напиравших дворян. Болотников обозрел битву. Всюду тяжко, смертельная опасность нависла над полками, но обреченности в душе уже не было. Надо искать выход из западни. Надо! Крикнул Аничкину:

— Отправь полусотню к Бобылю! Пусть Нечайка кинет треть полка на выручку Нагибы!

Вскоре новый приказ:

— Шли вестовых к лугу! (Ратники, встреченные ядрами и картечью, отступили к Моче). Пусть к реке не жмутся. Перетопят. Пусть пробиваются к Юшке Беззубцеву.

— К Тимофею Шарову полусотню! Идти ему ко мне. Живо!..

Семейка Назарьев облегченно вздохнул: Иван Исаевич пришел в себя, теперь вся надежда на его сметку. Нет ничего хуже, когда по рати загуляет неразбериха.

Болотников, сидя на коне (поле брани хорошо видно), принимал и отсылал вестовых (многие гибли, прорубаясь к полковым воеводам), сыпал приказами, норовя сбить войско в один кулак.

Михаил Скопин ждал решающего перелома; он близок, мужики, холопы и казаки вот-вот начнут сдаваться в плен, сопротивление бессмысленно. Но решающего перелома почему-то долго не наступало. А ведь был час, когда среди воровских полков началась невообразимая паника… Но что это? Сумятицы, кажись, боле и не видно, бунтовщики оправились. Как, почему, кто вдохнул в них свежие силы? Полки были разрозненны, теперь же они сбиваются в единую рать. И как сбиваются!

Удивлен, ошарашен Михайла! Чья-то смелая, искусная рука уводила воровские полки от неминуемой гибели. Скопин-Шуйский стоял на холме как зачарованный, забыв обо всем на свете. Вот это битва! Вот это игра! Вот это ходы! Ни в одной книге византийских полководцев такого не прочтешь. Хитро бьется Иван Болотников. Все его перемещения достойны высочайшей похвалы. Хитро!