Валерий Замыслов - Ростов Великий

— Мой брат несет чепуху. Это бред сивой кобылы. Да неужели он не видит, что русское общество давно расколото. Мужики, ремесленный люд и купцы хоть сейчас готовы взяться за меч. Им до тошноты осточертели жестокие иноверцы. До тошноты! Лишь бояре да некоторые князья церкви готовы и впредь гнуть спины перед сыроядцами. Они боятся войны, как черт ладана. Боятся за свои хоромы, вотчины и имения, за богатые калиты [239] Калита — денежные мешочки, кошели и кожи, прикрепляемые поясам. и рухлядь [240] Рухлядь — шубы, меха, пожитки, имущество. . Им есть что терять. Народ же, в основе своей, нищ, как церковная крыса. Он доведен до отчаяния. Братец же мой, обласканный ордынскими ханами, предлагает и дале терпеть. И сколь же? Десять, двадцать лет, столетие? Сколь, княгиня?

— Я хорошо ведаю мнение простого народа. Да, он готов взяться за меч. И такое уже нередко случается. В некоторых селах мужики не выдерживают ордынского произвола и хватаются за топоры и рогатины. А что в итоге? Села разграблены и сожжены, женщины и девушки обесчещены, а мужики либо зарублены, либо уведены на арканах в полон. Вот чем заканчиваются стихийные народные выступления. Нужна тщательная подготовка, что и предлагает Александр Ярославич. В каждом княжестве, в лесных урочищах, надо тайно создать крупные ратные отряды, затем немешкотно объединить их в единое войско и в удобный момент начать открытую борьбу с ордынцами.

— Слова, пустые слова! Я не верю Александру. Такими речами он пускает пыль в глаза. Подготовить огромную рать в лесных урочищах невозможно. Надо найти водоемы и рудные болота, срубить [241] Срубить — дается в значениях изготовить, поставить, возвести, построить: избу, деревню, храм, крепость и т. д. подле них сотни тайных деревень, сыскать оружейных мастеров и добрых ковалей, поставить кузни, выкорчевать леса, распахать поля, заиметь для посева тысячи и тысячи пудов жита! Опять повторю: то, что предлагает мой братец — бред сивой кобылы, сказка про белого бычка.

— Почему сказка, Андрей Ярославич? Приезжай к нам в Ростов, и сам убедишься, как мы готовим дружину в лесных скрытнях. То же самое происходит в углицких и ярославских лесах. Ныне мы ведем переговоры и с другими князьями.

— Всё равно бред! Татары хитры. Они далеко не дураки. Их юртджи [242] Юртджи — военная разведка татар. рыскают далеко окрест. Всё это до случая. Проведают — от Ростова, Углича и Ярославля один пепел останется. Большинство князей на такой риск не пойдут. Думаю, об этом и твой мудрый Александр отлично понимает. На всю жизнь запомни мои слова, княгиня Мария: брат мой никогда не поднимет меча на татар. До смертного одра он будет перед ними унижаться.

— Ты так уверен?

— Уверен, княгиня. Александр может биться лишь с тем врагом, коего он способен победить. Татар же он боится, как огня, ибо ведает, что степняков ему никогда не одолеть.

— А ты не боишься, Андрей Ярославич, — напрямик спросила Мария.

Великий князь ответил без раздумий:

— Со мной будет весь русский народ, а не крохотные лесные ватаги. Под свои стяги я соберу уже имеющиеся дружины.

— Но, насколько мне известно, под твои стяги, Андрей Ярославич, согласны прийти всего лишь дружины Даниила Галицкого и младшего брата твоего Ярослава Тверского. Этого достаточно?

Великий князь вновь нервно забарабанил пальцами по подлокотникам кресла. Вопрос княгини ему показался каверзным.

— Тридцать тысяч добрых воинов — большая сила, княгиня.

— Большая, не спорю. А теперь давай вспомним твои слова, Андрей Ярославич. Ты говорил, что в открытом, честном бою каждый русский воин способен уничтожить двух татар.

— Говорил и буду говорить, — не чувствуя пока подвоха княгини, утвердительно произнес великий князь.

— Значит, шестьдесят тысяч татар твои дружины могут одолеть. Добро… А ты ведаешь, Андрей Ярославич, какое ордынское войско ныне стоит вблизи пределов Владимиро-Суздальского княжества?

— Ведаю! — опять-таки с раздражением воскликнул великий князь. — Мои лазутчики тоже не дремлют. Триста пятьдесят тысяч.

— Какой же напрашивается вывод?

Андрей Ярославич пронзил Марию злыми, испепеляющими глазами.

— Ты меня от моей затеи не собьешь, княгиня. Я надеюсь, что на мой призыв придут и другие княжеские дружины.

— Сомневаюсь, Андрей Ярославич. Поверь мне на слово, что тебе более крупного войска уже не собрать. Князья всё же больше прислушиваются к Александру Невскому.

— А я говорю, — соберу! — с гневным, пылающим лицом стоял на своем великий князь.

— Ну, хорошо, хорошо, — примирительным тоном произнесла Мария. — Допустим, придут к тебе дружины, но только от малых городов. Крупные же, Великий Новгород и Киев, ратников, как тебе хорошо известно, не пришлют. Малых же городов, как Ростов Великий, на Руси большинство. В каждом — по две-три тысячи населения, и дружина в триста-четыреста воинов. Так было до ордынского нашествия. Ныне же города и вовсе обезлюдили, а дружины, почитай, все полегли в сечах с погаными. Ныне у каждого удельного князя, дай Бог, пять-шесть десятков дружинников наберется. Надеюсь, тебе понятен такой расклад, Андрей Ярославич?

Великий князь не ответил на последний вопрос княгини. Лицо его было темнее тучи.

Мария поднялась из кресла, подошла к Андрею Ярославичу, положила свою узкую нежную ладонь на его широкое, сильное плечо и проникновенно, участливо молвила:

— Я очень хорошо тебя понимаю, князь Андрей. Ты остро переживаешь за Русь. Ныне нет князя, кой бы так страдал за своё Отчество, и изо всех сил рвался отомстить ордынцам. За это тебя любит весь русский народ. Да, да. Не смотри на меня такими недоверчивыми глазами. Я говорю от чистого сердца. Любит и готов встать под твои знамена. Но надо потерпеть. Русь пока не имеет возможности собрать могучее войско. Нужны годы. Такова истина. А против истины всё бессильно. И о другом хочу сказать. Мощь Руси — в единении князей. Умоляю тебя, князь Андрей, не ради себя, а ради многострадального Отечества, — не серчай на брата своего, замирись с Александром! Два горячих сердца, два патриота должны идти в одной упряжке. Ваш союз как никогда нужен Руси. Прислушайся к моему совету, а главное — к своему сердцу, Андрей Ярославич. Очень прошу тебя: прислушайся.

Великий князь долгим, пристальным взглядом посмотрел на Марию и раздумчиво произнес:

— Добро…Я подумаю над твоими словами, княгиня.

И Мария с облегчением вздохнула

Преподобный Фотей тихо скончался в ночь на Казанскую [243] Казанская — 22 октября по старому стилю. . Фетинья, жившая в соседней келье, как обычно заглянула поутру к отшельнику, и увидела его лежащим, со скрещенными поверх груди руками, в давно выдолбленной, сухой, сосновой домовине. Подошла к изголовью, вгляделась в желтое осунувшееся лицо, прислушалась и недовольно покачала головой: даже проститься не позвал. Залез с табурета в домовину — и помер.