Валерий Замыслов - Углич. Роман-хроника

- А что с крамольным градом? - спросил Малюта.

- Разорить! - зло повелел царь.

«Кромешники» с гиком и свистом ринулись грабить псковитян…

Борис Годунов хоть и не надевал опричного кафтана, но не только привык к жестоким казням, но и, чтобы не потерять доверие царя, согласился с дядей Дмитрием Федоровичем, жениться на… дочери всесильного палача Малюты Скуратова, Марии.

Иван Грозный был зело доволен своим оруженосцем.

Г л а в а 6

ХИТРОСТЬ НА ХИТРОСТЬ

Афанасий Федорович Нагой весьма неприязненно встретил известие о свадьбе Бориса Годунова с Марией Скуратовой-Бельской. Малюта хоть и был самым доверенным лицом Ивана Грозного, но был ненавистен не только князьям и боярам, но и всему народу. Такого злодея и палача Русь еще не ведала. И как же мог Борис Годунов жениться на дочери Малюты! Мог, коль возомнил еще ближе втереться в доверие царя.

Слава Богу - Малюты уже нет: погиб при осаде ливонской крепости Виттенштейн, но Годунов, укрепившись у царского трона, ныне помышляет выдать свою родную сестру Ирину за младшего сына Ивана Грозного, Федора. И он уже близок к своей цели. Но не дай Бог этому случиться! Годунов предпримет всё возможное и невозможное, чтобы государь забыл о Марии Нагой. Он подыщет царю невесту из своих сродников. Дремать уже и дня нельзя. Надо вновь показать государю Марию, и уже не в хоромах, а во время купания. Племянница во всей красе предстанет. Есть на что посмотреть! Надо крепко всё обмозговать, а затем прийти к царю во дворец.

В теплый погожий день, Афанасий Федорович, как начальник Дворовой думы, обстоятельно поговорил с Иваном Васильевичем о государственных делах, а затем, почувствовав, что царь находится в добром настроении, молвил:

- В вотчинке моей, что на реке Лихоборе, доброе местечко есть, где от державных дел отменно отдохнуть можно.

- Что за местечко, Афанасий?

- Купальня, великий государь. Посреди леса. Тихо, никого не видать, песочек золотой, водица теплая. Одно удовольствие искупаться. Как из живой воды выйдешь. Лепота!

Иван Васильевич вприщур глянул на Нагого, хмыкнул:

- А сенные девки у тебя в вотчинке пригожие, Афанасий?

- А как же, великий государь. Таких ты, почитай, и не видывал. Смачные!

- Ну что ж… Надо глянуть на твою купальню.

Вотчина, село в семьдесят душ, называлась Утятино. Туда еще накануне была отправлена Мария Нагая.

- Когда окажешь милость свою, великий государь?

- Да хоть завтра, после заутрени. Был бы денек красный.

Весь вечер Афанасий Нагой простоял у оконца - смотрел на закат. Была у него примета. Коль закат светло-малиновый и без единой тучи - быть лучезарному дню. Так и вышло. Нагой истово перекрестился на киот.

- Слава тебе, Господь всемогущий!

Нагой удивился, с какой легкостью он уговорил царя. Видимо, всё дело было в девках. Иван Васильевич оставался неутомимым блудником. Ну, что ж? Наступает решающий час. Только бы Мария не подвела. Помоги же, Господи!

Царь выезжал из дворца без всякой пышности и торжественности: без рынд и многочисленной свиты. Лишь самые близкие люди, начальник Постельного приказа Дмитрий Годунов, его племянник Борис, возведенный в чин окольничего, да полусотня стремянных стрельцов были взяты в вотчину Афанасия Нагого.

Миновав Колымажные ворота дворца, Житничную улицу Кремля, Никольские ворота и Воскресенский мост через Москву-реку царский поезд двинулся к вотчине Нагого, коя находилась в пятнадцати верстах от стольного града.

Иван Васильевич никогда не бывал в имении начальника Дворовой думы, поэтому Афанасий Федорович ехал впереди стрелецкой полусотни. Дорога петляла через дремучие леса, поэтому стрельцы были настороже. Рискованный путь выбрал великий государь. Врагов у него - тьма тьмущая! А вдруг пальнут из чащобы по цареву возку пищальными зарядами (карета не железная!) - и прощай царь батюшка. И как же он в такой опасный путь снарядился?!

Афанасий же Нагой был спокоен: в лесу, вдоль всей дороги, на всякий случай, находились его оружные послужильцы. Чуть что - дадут стрельцам знак. Но упаси Бог от этого: царь тотчас повернет назад.

Спустя несколько верст, лес несколько поредел, и вдоль дороги потянулся сосновый бор. А вот и река Лихобор завиднелась, замелькала между деревьями.

Афанасий Федорович вновь перекрестился. Есть Бог на свете! И день красный выдался, и село Утятино скоро покажется. Батюшка Лаврентий и тиун с мужиками, поди, ждут, не дождутся.

Накануне тиуну был отдан строгий наказ:

- Мужики, как и по всей Руси, одеты как последние нищеброды. Война! Ливонец все деньги вытянул, копье ему в брюхо! Обойди каждую избу и прикажи мужикам и бабам одеть чистые рубахи и сарафаны. Самого царя встречать будут! И чтоб никто в грязных онучах не появился. Уразумел, Щербак?

- Уразумел, милостивец. Но, боюсь, не в каждой избе добрая одежонка найдется. Изорва на изорве. Худо живется мужикам. Многие голодом сидят.

- Я тебе покажу голодом. Ободрал мужиков как липку! - сердитым голосом молвил Афанасий Федорович.

- Так ить оброки и пошлины тяжкие, батюшка боярин. Не перечесть. Сам же сказываешь - война, ливонец…

- Ты мне ливонцем не прикрывайся. Ведаю тебя, плута. К твоим рукам немало прилипает. Вон, какие в Утятине хоромы отгрохал.

- Так ить…

- Помолчи, Щербак! Потом о твоих делишках потолкую. А ныне - недосуг. Коль мужиков до нищебродов довел, вези из моих хором целый воз чистой одежы и воз хлеба. И чтоб никаких разбойных рож. Обросли, как лешие. Моего цирюльника 43захвати. Да не забудь с батюшкой потолковать, чтоб Утятино с колокольным звоном и хлебом-солью великого государя встретило. И заруби себе на носу, Щербак. Коль чего худое, не дай Бог, приключится, головой ответишь. Поспешай!

Тиун озабоченно крякнул и проворно выскочил из покоев боярина. А тот, покачав головой, подумал:

«Вороватый у меня тиун. Пришлось своими пожитками поделиться. Но всё гораздо окупится, коль Бог даст царю с Марьей обвенчаться».

Как только село открылось, Афанасий Федорович поспешил к карете царя. Село раскинулось вдоль крутого берега реки на невысоком холме, посреди коего высилась деревянная шатровая церковь с колоколенкой.

- Вот и добрались, великий государь.

И тотчас раздался веселый колокольный звон. На околицу высыпала толпа мужиков и баб во главе с тиуном и попом.