Валерий Замыслов - Углич. Роман-хроника

- Да и вовсе не поперек, батя! Ведай, никогда я не пойду против твоей воли. Я и сам знаю, что мне Полинки не видать. А коль не хочешь, чтобы я приказчику печь ставил, так я и не буду.

- Ну ладно, ладно, - омягчил голос отец. - Ступай к Ракову, но цену держи. Русин Егорыч, поди, мудреную печь задумал.

- Да уж смекну, батя.

На душе Андрейки бушевала радость.

- Какую печь прикажешь ставить, Русин Егорыч?

- А ты, про какие печи ведаешь? - испытующе спросил приказчик.

- Смотря кому ставить, Русин Егорыч. В простой посадской избе печь битая, в хоромах же - изразцовые или образчатые, ценинные 120из синих образцов и муравленые из израцов зеленых. Печи ставятся четырехугольные, крцглые или сырчатые из кирпича сырца особой формы - на ножках, с колонками, с корзинами и городками наверху. А посму и форма образцов будет различна. Они либо плоские, либо круглые. По месту, кое они занимают в кладке, их назыавают подзорными, свесами, уступами, валиками, наугольными, свислыми, городками, исподниками и прочими. На образцах надобно изобразитиь травы, цветы, людей, животных и разные узоры. Швы между образцов прописать суриком или покрыть красками под узор изразцов. Это уже по желанию заказчика.

Русин Егорыч слушал умельца с явным удовольствием. Не зря в Угличе нахваливают этого гончара.

- Добро, Андрей, сын Шарапов. О печах ты изрядно ведаешь.

- Отец вразумил, - скромно отозвался Андрейка. - Ему довелось подновить печи в княжеском дворце, а там несколько печей и все разные. Вот он и высмотрел.

- И какая же печь ему больше всего понравилась?

- Муравленая, круглая, на ножках, с городками наверху, узорами расписанная. А главное, дров требует не столь уж и много, а тепла, даже любой зимой, почитай, на два дня в покоях хватает.

- А мне такую сможешь? - загорелся приказчик.

- Смогу, Русин Егорыч. Было бы из чего мастерить.

- За этим дело не встанет… Дам тебе хорошие деньги. Рубль с полтиной.

Отец еще заранее предупредил. Русин Раков за любую работу называет цену в три, четыре раза дешевле, поэтому приказал сыну твердо стоять на истинной цене.

- Маловато, Русин Егорыч. Пять рублей - и не меньше.

- Свихнулся, печник! - осерчал приказчик. - Эк цену заломил.

- Цена настоящая, я же с двумя подручными буду. С ними тоже надо поделиться.

- Рубль с полтиной!

- Пойду я, Русин Егорыч.

Андрейка поклонился и пошел было к низкой сводчатой двери, но его остановил голос приказчика:

- Погодь, парень. Быть по-твоему. Но чтобы печь была не хуже, чем во дворце.

* * *

Андрейка с подручными целый день разбирал старую печь. Приказчик просил разбирать «легонько», дабы не расколоть синие образцы. Но Андрейку и предупреждать не надо: старые изразцы можно еще пустить в дело.

Обедать домой не ходили. По давно заведенному в Угличе порядку печников (как и пастухов) нанимали с «поденным кормом». Русин Егорыч хоть и скуповат, но снеди на печников не жалел: боялся худой огласки. Голодом-де морил мастеров! Нет, он не такой уж дуросвят, чтобы о нем плохо судачили. Да и мастера стоили того, чтобы о них позаботиться. А главное, торчать подле них не надо. Свою работу изрядно ведают. А в городе дел - тьма тьмущая. То там, то тут надо побывать, объезжих людей подстегнуть, целовальников проверить. Последние хоть и крест целовали, но плут на плуте сидит и плутом подгоняет. А сколь догляду надо за тайными корчмами, где курили вино и втихую его продавали. Воистину не перечесть забот у городового приказчика!

На другое утро Русин Егорыч собрал у своих хором объезжих людей, а затем поехал пот \ слободам посада. Андрейка слышал его речь, ибо оконца, дабы проветривать покои от печной пыли, были распахнуты настежь.

- Народишко, кой царев указ рушит и таем вино курит, привык нас встречать по ночам, а мы ноне с утра нагрянем, и до позднего вечера будем вылавливать ослушников.

Подручные Семка и Устинка усмехнулись?

- Народишко не объегоришь. На любую уловку тотчас свою скумекают. Тяжко с вином бороться.

Тяжко!

Еще шестьдесят лет тому назад русским людям, за исключением немногих дней в году, запрещалось пить мед и пиво и только одним телохранителям государя, проживавшим в слободе за Москвой-рекой, представлялась «полная свобода пить». Действительно, царь разрешал черным посадским людям и крестьянам варить для себя «особое пивцо» и мед только в определенные «указные» дни, четыре раза в году, но боярам и богатым купцам позволялось варить и «курить» вино у себя дома без ограничения.

В середине ХУ1 века Иван Грозный внес изменение в прежний порядок. В Москве на «Балчуге» (на топи), а затем и в других местах были открыты царевы кабаки 121, где черным посадским людям, крестьянам и приезжим свободно разрешалось покупать и пить водку.

У старинных застав, где русские люди при расставании по обычаю, любили выпит вина, появились кабаки, известные в народной массе под названием «расстаней». В старину кабак заменял заменял до известной степени клуб, где для привлечения пьющих имелись разные игры.

Продажа вина в кабаках стала важным источником доходов царской казны. Торговцы принимали на себя обязательства приумножать доходы кабаков, в чем целовали крест, почему и назывались «целовальниками».

Впрочем, в народе целовальник слыл под кличкой «Ермак».

Московское правительство указывало продавцам: «питухов от кабаков не отгонять» и ради увеличения прибыли действовать «бесстрашно», ожидая за то государевой милости.

Все эти меры привели к тому, что пьянство на Руси заметно усилилось. Случалось, что пропивали не только заработанные деньги, но и всю свою одежду. Чтобы противодействовать этому злу, кабаки были заменены кружечными дворами, где водка не отпускалась малыми порциями, а только целыми кружками или штофами. Однако эта мера не привела к заметному ослаблению пьянства, так как несколько человек могли купить штоф водки в складчину и разделить ее между собой.

Людям, падким на вино, автор «Домостороя» давал предостерегающий совет: «Если ты зван на свадьбу, не напивайся, не то до дому не дойдешь, на пути уснешь - снимут с тебя платье и оберут начисто». Свои наставления «Домострой» завершал строгим напоминанием: «Пьяницы царствия божия не наследуют»

Полезный совет для пьющих вино звучал и в некоторых надписях на старинных чарках, например: «Первая чарка крепит, вторая веселит, третья морит». Или: «Чару пити - здраву быти, другую пити - ум обвеселити, утроите - ум устроити, учетверить - ум погубити, много пити - без ума быти». В обеих надписях разумным пределом считались три чарки. Впрочем, на некоторых чарках надписи не заключали в себе никакого нравоучения, в них просто говорилось: «А кто из нее пьет, тому на здравие», или давалось заманчивое обещание: «Воззри, человече, на братину сея, откроешь тайну свою».