Замыслов Валерий - Святая Русь - Князь Василько

- У Алеши самое лучшее оружье. Любой князь может позавидовать.

- Откуда взял-то? - простодушно спросил Василько.

- Иногда покупал. Как проведает, что какой-нибудь торговый гость 26привез знатное оружье, сам не свой деется. Выкупит, сколь бы купец не запросил. Вдругорядь у наших кузнецов-оружейников добывал. Умельцев на Руси, слава Богу, хватает. Зачастую же у врагов захватывал. На богатыря Алешу Поповича с худым оружьем не нападают. И меч, и кольчуга, и шелом так искусно сработаны, что редкому ратоборцу одолеть. Алеша же в сече - сущий дьявол, никто супротив него не устоит. Вот так и пополнял свое оружье богатырь. Славное оружье.

- Славное! - вспомнив рассказ Ватуты, вслух произнес Василько, зачарованно разглядывая мечи и доспехи Алеши. Долго стоял, пока не услышал голос Поповича:

- Чую, любо тебе, княжич. Выбирай себе меч, кой по душе придется.

Василько не растерялся:

- Вот этот! - показал он ручонкой на один из мечей.

То был тяжелый, двуручный булатный меч в злаченых ножнах.

- Ну и ну! - восхитился Алеша. - То меч самого Юряты.

- Юряты? - обернулся к дядьке княжич.

- Юрята - любимый богатырь князя Юрия Всеволодовича, - пояснил Ватута и продолжил. - Владимирский князь в очередной раз пошел воевать Ростов. Сеча произошла на реке Ишне, под Угодичами, где Алеша и сразился с Юрятой. Долго длился их поединок и все же наш Алеша победил первого богатыря Владимира. Вражье войско дрогнуло, а затем пятки показало. Лихо владимирцев ростовцы побили, и главная заслуга в том Александра Иваныча... А мечу Юряты цены нет.

Алеша снял со стены меч и протянул княжичу.

- Держи, Василько Константинович. И дай Бог, чтобы ты сего меча никогда не посрамил, дабы всегда он приносил тебе победу.

- Благодарю, Алеша, - растроганно промолвил Василько и протянул ручонки.

«Не уронил бы, меч-то богатырский», - обеспокоено подумал Еремей Глебович.

Руки Василька под тяжестью оружья опустились, колени согнулись, и все же меч княжич удержал.

- Коль в такие годы не подкачал, то в отроках станешь богатырствовать. Молодец, Василько Константинович! - похвалил Алеша.

Затем Александр Иванович позвал княжича и дружинников в сени, где были уже накрыты столы с яствами и питиями.

- Снедайте, - молвил Ватута, - а мы пока с боярином в покоях потолкуем.

В ложенице Еремей Глебович изъявил княжью волю:

- Владимирский князь Юрий Всеволодович вновь надумал идти на Ростов. Чу, собирает большое войско. Князь Константин Всеволодович повелел тебе, боярин, покуда, сидеть на месте и никуда не уходить. В случае чего упредим.

- Добро, боярин.

Г л а в а 4

МЕЖДОУСОБИЦЫ И ЗЛЫЕ СЕЧИ

Князь Константин Всеволодович не мог заснуть до утра: одолевали думы. Устав лежать на мягкой постели, не выспавшийся и раздраженный, поднялся и заходил в одном исподнем по ложенице, но назойливые думы не покидали. Константин Всеволодович с силой грохнул кулаком по столу:

- Всему виной Андрей Боголюбский! Это он взбаламутил Ростово-Суздальскую Русь, предал старину и раздул усобицы. Он!

Уже много лет недолюбливал Константин сына Юрия Долгорукого и внука Владимира Мономаха, князя Андрея. Недолюбливал, порой недоумевал, а иногда… и восхищался. Уж слишком необычен был Андрей Боголюбский. Родился он в Ростово-Суздальской земле. «Это был настоящий северный князь, где он прожил большую половину своей жизни, так и не увидев юга Руси. Юрий Долгорукий дал сыну Владимир на Клязьме, крохотный захудалый городишко, « пригород ростовский», в коем Андрей просидел более тридцати лет, не побывав в Киеве.

На юге Андрей появился лишь в 38 лет и, всем на диво, скоро выделился из толпы тогдашних князей. В сечах он не уступал своему удалому сопернику Изяславу Волынскому, двоюродному брату Юрия Долгорукого, кой вознамерился захватить Киев. Андрей в разгар битвы забывал обо всем на свете, его заносило в самые опасные места свалки, даже не замечая, как с него сбили шелом. Бился простоволосый, неистовый… Однако ж после горячей сечи он становился осторожным, благоразумным и осмотрительным распорядителем. У Андрея всегда всё было в порядке и наготове; его нельзя было захватить врасплох. Он не терял головы среди общего переполоха. Привычкой ежеминутно быть настороже и всюду вносить порядок, он напоминал своего деда Владимира Мономаха.

Несмотря на свою ратную удаль Андрей не любил войны и после удачного сражения первый шел к отцу Юрию с просьбой мириться с побитым врагом.

Константин Всеволодович, великий книжник и собиратель русских летописей (для этого во многие княжества посылал к летописцам своих переписчиков) дословно помнит изречение южнорусского летописца: «Не величав был Андрей на ратный чин, то есть не любил величаться боевой доблестью, но ждал похвалы лишь от Бога». Точно так же Андрей не разделял страсти своего отца к Киеву, был вполне равнодушен к матери городов русских и ко всей южной Руси.

В 1151 году Юрий Долгорукий был побежден-таки Изяславом. Андрей пришел к отцу и молвил:

- Нам теперь, батюшка, здесь делать больше нечего. Уйдем-ка отсюда затепло в Ростово-Суздальскую Русь. Там хорошо.

- Не смей об этом, и думать! - резко отозвался Юрий Долгорукий. - Я никогда не откажусь от великокняжеского стола. А когда Бог призовет меня, тебе владеть Киевом.

После смерти Изяслава князь Юрий прочно уселся на киевском столе. У него было 11 сыновей, и самым надежным он считал Андрея. Он посадил его у себя под рукою в Вышгороде,51-71 близ стольного города. Но Андрею не жилось на юге, не прельщало его и желание отца - стать великим князем киевским. Его место, не раз думалось Андрею, на любимом русском Севере. И он так утвердился в своей мысли, что однажды в самое доранье, не спросившись отца, тихонько ушел на свою родную Ростово-Суздальскую Русь, захватив с собой из Вышгорода, принесенную из Греции, чудотворную икону Божьей матери. По старинному обычаю икону везли летом на санях. Какие только чудеса (по записям летописца) не происходили с ней по дороге! Она спасла тонувшего в реке возничего, уберегла от смерти женщину, на кою налетел взбесившийся конь, помогла исцелиться умирающему, вернула зрение слепцу. Немного уже оставалось до Владимира, и вдруг… кони встали. Никакая сила не могла сдвинуть их с места. Много раз меняли коней, но сани так и не сдвинулись, словно вросли в землю. Тогда решили, что икона желает остаться во Владимирской земле навсегда. В городе Владимире ей построили «Дом Богоматери» - Успенский собор. Туда и поместили икону. С тех пор она и называется Владимирской. (Когда Русь освободилась от татаро-монгольского ига, икону Владимирской Богоматери переселили в Успенский собор Московского Кремля).

И вновь Константин Всеволодович вспомнит летопись, что объясняла необычный поступок Боголюбского: «Смущался князь Андрей, видя нестроение своей братии, племянников и всех сродников своих: вечно они в смятении и волнении, всё добиваясь великого княжения киевского, ни у кого из них ни с кем мира нет, и оттого все княжения запустели, а со стороны степи всё половцы выпленили; скорбел об этом много князь Андрей в тайне своего сердца и, не сказавшись отцу, решился уйти к себе в Ростов и Суздаль - там-де поспокойнее».