Валерий Замыслов - Иван Сусанин

Не забыл воевода посетить и чудный шлемовидный, с узкими щелевидными окнами (похожими на крепостные бойницы), храм Исидора Блаженного (церковь Вознесения), кой поставлен повелением Ивана Грозного «на государеву казну» для прихожан посада.

На каменной плите западной стены высечена летопись храма: «Лето 7074 [118] 7074 — 1566 год. державою и повелением благочестивого царя государя великого князя Иоанна Васильевича всея Руси… поставлена церковь сия Вознесение Господне в ней же Исидор Чудотворец…, а делал церковь великого князя мастер Андрей Малой».

Много, зело много сотворено царем Иваном Васильевичем в полюбившемся ему Ростове Великом: дал денег и на Гостиный двор, где останавливались английские и голландские купцы, и на возведение в детинце «хором для пришествия великих государей» [119] Хоромы были деревянными, во второй половине XVII века они обветшали, и на их месте в 1670–1680 годах Иона Сысоевич построил знаменитые каменные Красные палаты. Необходимость строительства «хором» была вызвана тем, что в Ростов на богомолье приезжали цари и царицы с многочисленной свитой иногда до 1000 человек. Приехавшие и размещались в этом вместительном двухэтажном здании. , и на украшения храма Вознесения. То произошло в последний приезд царя в Ростов Великий в 1572 году, после отмены Опричнины, сопровождавшейся небывалыми казнями.

Царь устал, страшно постарел и подумывал о спасении души. Он приехал на богомолье в монастырь и возложил покров на гробницу Авраамия Ростовского, кой был искусно вышит первой женой царя, покойной Анастасией Романовной. Затем Иван Васильевич повелел сделать в церкви Исидора Блаженного деревянные резные царские врата ( удивительной красоты) — для иконостаса храма…

Встречу Сеитову попалась молоденькая черница, направлявшаяся в Рождественский девичий монастырь. Пригожая, белолицая, черные брови вразлет — увидела воеводу, почему-то зарделась и очи долу.

«Хороша монашка», — невольно подумалось Третьяку, и тотчас на душе его потяжелело. Не заглядывайся! Не забывай грозные царевы слова: «Но ежели услышу, что хоть одна девка от тебя забрюхатела, на сковороде зажарю». Угодил же ты ныне, Третьяк, как сом в вершу. Теперь ни девкой побаловаться, ни под венцом стоять. Забудь про всякую любовь. И это в его-то младые годы, когда горячая кровь бурлит по жилам, и когда отец еще в Москве не уставал говорить:

— Пора тебе, сын, и о супруге поразмыслить. Выбор велик. На тебя не только дворянские, но и боярские дочери заглядываются, а ты и ухом не ведешь.

— Успею, отец. Ныне — Великий пост, а вот к Троице засылай сватов. Есть одна дворяночка на примете.

— Ну и, слава Богу… Чуток отлежусь, и сватать пойдем твою красну девицу.

Отец третью неделю не вставал с ложеницы: залечивал тяжелые раны, приобретенные на Ливонской войне, почему и понукал сына.

— Худо лекаря пользуют, как бы не заваляться. Охота мне на твою суженую глянуть.

Вот и «глянул». Царь на воеводство отослал. Отец удовлетворенно высказал:

— Государь моих ратных заслуг не забыл.

Ведал бы отец об истинной причине воеводства… Ох, какая дивная боярышня, в сопровождение матери и десятка дворовых, к Успенскому собору шествует. Лебедушкой плывет.

В Приказной избе, как издавна было заведено, воеводу с утра поджидали земские, губные, кабацкие, таможенные старосты и целовальники. Ранее всех приходили дьяк с подьячими. Старосты и целовальники рассаживались по лавкам, а приказные люди — за столы.

Крыльцо норовили осаждать разного рода челобитчики, но их гнали стрельцы, размахивая сверкающими бердышами:

— Прочь!

— Ишь чего удумали — прямо к воеводе!

— Допрежь своим старостам челом бейте. Прочь!

Старосты давно уже сговорились со служилыми людьми и шли в одной упряжке. К воеводе-то посадские не с одной челобитной идут, а с мздой, дабы дело в свою пользу обстряпать. Приказные «крючки» богатели не по дням, а по часам, и тогда старосты подговорили стрельцов, чтобы те отгоняли челобитчиков от воеводского крыльца и шли со своими прошениями к своим старостам. А уж старосты, коль челобитная была им не по зубам (но уже получив мзду), выходили на воеводу.

Приказные на старост до того разобиделись, что пожаловались Сеитову, на что тот резко молвил:

— Я еще с Москвы ведаю, что дьяки и подьячие народ как липку обдирают. Не зря сказывают: «Пошел в приказ в кафтане, а вышел нагишом». Чтоб в Съезжей того боле не было! А кто к моим словам не прислушается, тому небо с овчинку покажется.

Приказные рты разинули: круто начал свое воеводство Третьяк Сеитов, всякой наживы приказный люд лишил. Да когда такое было?! Всю жизнь подьячий любит принос горячий, а тут воевода грозится, даже плеть показал.

Затаили зло на Третьяка приказные, но жалобу в Москву не отпишешь: не от царей ярмо, а от любимцев царских. Третьяк же, чу, любимец, коль из неродовитых дворян в младые годы на воеводство уселся. Придется потерпеть: воеводский срок не так уж и долог.

Битых два часа Сеитов выслушивал старост, давал указания. Подьячие усердно скрипели гусиными перьями: просьб и обид — тьма тьмущая! Успевай указания записывать. Сколь бумаги и чернил изведешь!

Сеитов не вершил дела на рысях, дотошно вникал в каждое челобитье. Некоторых старост поругивал:

— И зачем всякую мелочь на воеводу выносить? Горшечник Митяй из Никольской слободы жалуется на соседа Нелидку, что тот его курчонку на грядах прибил. Да разве можно усмотреть за каждой курицей?! О чем думаете в Земской избе? Демьян Курепа? То дело должна вершить Земская изба, а, допрежь всего староста Никольской слободы. Ты что, Демьян Фролович, умишком оскудел?

Съезжая изба замерла. Курепа — второе лицо в городе. Стерпит ли Демьян, кой тщеславен и башковит, такую оплеушину?

Курепа весь внутренне закипел, как самовар. Сопляк, хотелось выкрикнуть ему. Выскочка! Тебе ли, юноте, умудренного человека костерить?.. Но того не выкрикнуть: воевода Третьяк царем в «избранную тысячу» записан, в люди опричные. Самим царем! Стоит воеводе глазом моргнуть — и как не было в Ростове Земского старосты. Не судима воля царская. В большой силе ныне Сеитов. Что ему Курепа? Мелкая сошка.

— На умишко покуда не сетую, Третьяк Федорович, — хмуро отвечал Курепа. — Что же касается куренки… Это еще, с какой стороны поглядеть. Не ведаю, как у вас на Москве, но у нас куренка час, другой по грядам побегала — и весь чеснок выгребла. Хозяина огорода и торгу и деньги лишила. Чеснок-то, коль его в полуночные земли [120] Полуночные земли — Северные земли, лежащие вблизи Северного ледовитого океана. увезти, в большой цене. Три рубля серебром с огородишка можно получить. Три! На них весь год можно большой семье прокормиться. Вот те и мелочь.