Валерий Замыслов - Иван Сусанин

— Зарублю!

— Давай, гнида! Порешим дело в честном поединке.

И тут только Наумов опомнился, отменно ведая, что перед тысяцким ему не устоять. Вбил саблю в ножны, опустился на лавку и хрипло спросил:

— Воеводе донесешь?

— Никогда доносчиком не был, но пригляд за тобой будет. Так что не вздумай бежать.

Через два дня, убедившись, что город уже не спасти, воевода Лопухин сызнова собрал начальных людей.

— Как ни печально, но еще день-другой и от города останутся один головешки. Да и ратников мы много потеряли. Сдавать город мне бы не хотелось. Мыслю с остатками войска пробиться через вражеские заслоны. Авось и поможет Господь.

— А как быть с горожанами? — вопросил один из начальных людей.

— Горожане не зря заранее рыли подкоп. Почитай, до самого леса довели. Дети, женщины и старики уже какой день спасаются. В Полоцке ляхи никого не пощадили, учинили такую резню, что и подумать страшно. А мужчины вкупе с нами норовят пойти. Кто с рогатиной, кто с дубиной, а кто и с прадедовским мечом. Надо прорваться. Так ли я помыслил, Сеитов?

С недавних пор Третьяк Федорович был назначен в «товарищи» воеводы.

— Истину сказываешь, воевода. Надо пробиваться. Лучше всего через южные ворота. Там ляхов поменьше стоит.

— Разумеется.

Поддержали Лопухина и другие начальные люди. Один лишь Наумов отмолчался. У него одна назойливая мысль: пробиться через польские войска — задача наисложнейшая, можно и Богу душу отдать. Не лучше ли к ляхам в полон переметнуться?

По лицу сотника Сеитов понял, что Наумов не отставит своего намерения перейти к полякам, а посему, когда покинули Совет, непреклонно высказал:

— Ты вот что, Наумов. Будь подле меня. Плечо о плечо станем через вражеский стан прорубаться. Уразумел?

— Уразумел, — буркнул Наумов, догадавшись, что тысяцкий будет следить за каждым его шагом. Да и в сече ляхам сдаться не получится.

Сеитов собрал своих ратников и предостерег:

— Ведаю, братцы, тяжко будет, но мы, во что бы то ни стало, прорвемся. Аль мы не русские воины?! Аль мы забыли подвиги отцов и дедов? Понимаю, без потерь не обойтись, но каждый из вас отменно ведает бессмертные слова великого полководца Святослава: «Мертвые сраму не имут!». Думаю, никто из вас не окажется презренным перебежчиком, чья шкура дороже чести. Таких не должно быть! А если вдруг и окажется поганая овца, приказываю зарубить оную нещадно. Да поможет нам Бог, други!

Прорвалось около две трети ратников. Многие вышли из сечи ранеными. Наумову счастье улыбнулось. Тяжелее всех пришлось передним воинам, а Наумов забился в самую середку и оказался цел. Сеитову, сражавшемуся в передних рядах, не повезло. В самом конце сечи, когда уже совсем вблизи оказался спасительный лес, Третьяк Федорович, отразив очередной сабельный удар поляка, был уязвлен в бедро копьем, да так сильно, что острие наконечника вонзилось в кость.

Уже в лесу, ратники сняли Сеитова с коня…

Недолго воеводствовал в Ростове Великом Пафнутий Сицкий. Сказывались старые раны, полученные на Ливонской войне. Нет-нет, да и заноет уязвленная саблей грудь. А тут как-то изрядно застудился Пафнутий Глебович. И где? У себя в хоромах. Холопы жарко натопили изразцовую печь. Боярин приказал приоткрыть оконце, а затем прилег на постель, поелику наступил послеобеденный час. Прикорнул Пафнутий Глебович, а когда проснулся, почуял, что его охватил легкий озноб. Приказал дворецкому принести вина, настоянному на чесноке и перце. Мыслил, обойдется, но к вечеру лихоманка так скрутила, что ни вздохнуть, ни охнуть.

Три дня помучился Пафнутий Глебович и помер.

Остатки ратников Великих Лук остановились в сельце Галахове. Воевода Лопухин погиб на поле брани, а его «сотоварищ», тысяцкий Третьяк Сеитов пришел от тяжелой раны в беспамятство. В старших оказался Иван Наумов, кой не преминул воспользоваться своим положением. Ему страсть как не хотелось оставаться на войне.

— Остались мы без воеводы, да и Сеитов вот-вот окочурится. Жаль его, но ничего не поделаешь. Надо на Москву в Разрядный приказ немедля ехать. Пусть нам воеводу назначат, он же и новое место службы укажет. Сам поеду, ратные.

Наумов немедля отбыл на Москву.

В Разрядном приказе Наумова дотошно выспросили и хмуро молвили:

— С худой вестью прибыл ты к нам, Иван Семеныч. Надо к царю идти.

Наумов в своем печальном повествовании не забывал рассказывать о своих доблестных подвигах, даже о том поведал, что именно он подсказал воеводе Лопухину, как вывести из строя вражеские пушки. А напоследок засучил рукав рубахи и показал зарубцевавшуюся язву, шириной в два вершка.

— Едва не засекли, но и я маху не дал. В том бою пятерых ляхов зарубил.

Умел же приврать Наумов! Никакая сабля по его руке не проходилась. Во время пожара на него упала огненная головешка. Сотник взвыл: ожег покрылся пузырями, добро войсковой лекарь облегчил его участь.

После доклада боярина Разрядного приказа, Иван Грозный долго молчаливо сидел в кресле. Глаза его были мрачны и тревожны. Первые годы победоносной войны завершились. Ныне война приняла затяжной и малорадостный период. Всё больше городов вновь возвращаются к Речи Посполитой. Нужны свежие полки. Но где их взять?..

— Воеводой назначить Бутурлина. Пусть идет на подмогу Пскову… Кто вестником прибыл?

— Ивашка Наумов.

Наумова царь ведал по опричным делам. Малюта его не раз нахваливал.

— Как он? — сухо поинтересовался Иван Васильевич.

— В руку был уязвлен, но рана затянулась, великий государь.

— Добро. В Ростове воевода преставился. Повелю отправить на место Сицкого.

В Разрядном приказе были свои намётки, но боярин не посмел возразить царю, да еще с таким суровым лицом.

Наумов был на седьмом небе. Хоть и говорят, что счастье в оглобли не впряжешь, но на сей раз, оно само в руки на крыльях пожаловало. Воеводой! В древнейший город Руси, кой о войне лишь понаслышке ведает. Тут тебе и непомерная власть, и покой, и сытая жизнь. Ну и подвезло ж тебе Иван Семеныч! Явилось, как красно солнышко.

Если Сеитов въезжал в город неприметно, то Наумов ростовцев за два дня предварил. Земский староста завздыхал, заохал:

«Опять граду лишние расходы. Новый воевода повелел встретить по старинке, с хлебом-солью, колокольным звоном и добрым пиром. Сей пир в копеечку обойдется. А где копеечку взять? И без того ремесленный люд на торгу и крестцах горло дерет: „Вконец пошлинами задавили! Никакого житья нет!“. Лихо стал в Ростове за последние годы. Но как-то надо выкручиваться. Наумов — известный опричник. Чу, жестокий, многие боярские головы порубил. Придется и своей мошны не пожалеть».