Валерий Замыслов - Град Ярославль

— Благодарствую, владыка, — низко поклонился Кириллу Дмитрий Михайлович. — Я непременно схожу к затворнику… Это тот самый Иринарх, кой благословил Михаила Скопина-Шуйского?

— Вера в силу святых молитв Иринарха испустилась на всю Русь. Шли к затворнику нищие и убогие, всесильные князья присылали за благословением. В самое тяжкое время, когда совсем юный князь Михаил Скопин-Шуйский собрался войной на Сигизмунда, то прислал он своего меченошу за благословением к Иринарху. Затворник не токмо благословил, но и послал ратоборцу свой поклонный крест. С оным крестом князь победоносно прошел до самой Москвы, совсем тогда погибавшей, и спас ее… Наконец-то появился достойный муж, незапятнанный изменами, осиянный славою победителя, но не вынесли того завистливые бояре и влили ему в кубок с вином отравного зелья. Две недели умирал юный полководец. Увидел сие во сне преподобный Затворник и прислал к умирающему инока Александра, повелев сказать Михаилу Скопину, дабы тот вернул поклонный крест, ибо тот крест теперь понадобится другому ратному мужу, поелику Русь вновь погрузилась в пучину Смуты…

Трижды ходил я, сыне, к преподобному Иринарху и преклонял колени пред его Подвигами. Великой животворной силой наполнены праведные труды Иринарха, великой силой обладают его молитвы к Всевышнему. А сидит он в тяжких оковах, в коих ни один затворник не сиживал…

Проникновенный рассказ владыки Кирилла поразил Пожарского.

— Не могу себе даже представить, как сей затворник смог вынести такие неимоверные тяготы. Никак сам Господь даровал земле Русской такого подвижника. Но какие все-таки разные лики святости. Патриарх Гермоген возводил монастыри и храмы, управлял епархией, слал грамоты с призывами. Его служение Богу — святительское, деятельное, оно всегда на виду. Совершенно другой лик святости у Иринарха, и понадобилось ему для оного молитвенное сосредоточение да отшельническое уединение, и в том его не меньшая сила, чем у Гермогена. Велик сей затворник!

— Добрые слова глаголешь, сыне.

Отслужив молебен в Спасо-Преображенском монастыре у гроба ярославских чудотворцев, и взяв благословение у митрополита Кирилла, Пожарский вывел ополчение из Ярославля. Впереди рати пастыри несли икону Казанской Божьей Матери.

Напутственно затрезвонили колокола, взревели сурны, гулко ударили полковые набаты и бубны. Ярославцы, провожая войско и увидев перед собой чудотворный лик, опустились на колени, истово осеняя себя крестным знамением, горячо молились, ибо только всемогущий Господь и святые чудотворцы могут даровать ярославской рати долгожданную победу.

…………………………………………………………………………………………….

За два дня до выступления войска Илья Пророк разразился крушительными грозами и проливными дождями. Дороги так развезло, что пушки то застревали в рытвинах, то проваливались на мостах через разливчатые от потопных дождей реки.

Всего на семь верст удалилась от Ярославля Земская рать за первый день пути. За второй — два десятка верст. Пока ополчение копотливо двигалось к Москве, Дмитрий Михайлович передал войско Кузьме Минину и свояку Ивану Хованскому, приказав им идти в Ростов, а сам с небольшой свитой поскакал в Суздаль, дабы проститься у гробов родительских в Спасо-Евфимиевом монастыре и помолиться о победе, после чего нагнал рать в Ростове.

Ростовцы встретили ополчение колокольным звоном, преподнесли Дмитрию Пожарскому хлеб и соль. Радостны были их лица: сколь когда-то они натерпелись от ляхов, кои дотла сожгли весь город, зверски зарубили саблями сотни людей, осквернили и разграбили Успенский собор, а с митрополита Филарета Романова содрали святительские одежды, облачили в убогий крестьянский армяк, бросили на телегу и с бесчестьем отвезли к тушинскому Вору. Город еле-еле пришел в себя, обстроился новыми избами, но покоя в Ростове не было, ибо ляхи еще не раз норовили разорить древний город на озеро Неро. И вот наконец-то в Ростов вошли долгожданные спасители. Вверх полетели колпаки и шапки, понеслись громкие ликующие возгласы:

— Слава Земскому ополчению!

— Заждались вас, братья!

— Слава Минину!

— Слава Пожарскому!

Пожарский объявил о трехдневной остановке.

Без всякого понуждения и приказа ростовцы звали ратников в свои избы и отдавали им последнюю еду.

В первый же день остановки в ополчение влилась добрая сотня ростовских ратников во главе с дворянином Ошаниным. В тот же день в шатер Пожарского прибыл из подмосковных таборов атаман Кручина Внуков, уведомив воеводу, что Заруцкий бежал в Коломну. Минин и Пожарский наградили атамана жалованьем и с добрыми напутствиями отпустили в таборы.

За дни стоянки в Ростов съехалось много дворян из окрестных поместий, что порадовало Пожарского. Многие служилые люди оставались не у дел: на Москву подаваться — царя нет, в Ярославль ехать — там и без того войско надолго застряло и неведомо когда на Москву пойдет. И вот стоило ополчению двинуться к столице, как уездные дворяне «конно, людно и оружно» начали стекаться к Ростову.

Владыка Кирилл с немалым удовольствием вернулся на свой ростовский стол. Старого пастыря все больше одолевали недуги, и он прямо сказал Пожарскому:

— Не ходок я на Москву. Здесь мое последнее обиталище.

— Жаль, владыка. Ты зело много потрудился над сплочением рати. Без твоего миротворческого слова едва ли бы мы сегодня стояли в Ростове. Ты свершил свой подвиг, кой сродни подвигу Иринарха.

— Нет, сыне, — сдержанно улыбнулся владыка. — Далеко мне до свершений преподобного Затворника. Здесь я буду неустанно молиться за вас и с покойной душой покину бренный мир, когда изведаю об избавлении православной Руси от латинян. Но для оного вам надлежит избрать нового духовного пастыря, кой и поведет вас под святым ликом Казанской Богоматери к Москве.

— Ты глаголешь об игумене Исаии?

— Да, сыне. Никого опричь него не вижу.

Еще перед выходом из Ярославля владыка Кирилл настойчиво советовал Пожарскому обратиться с грамотой к казанскому митрополиту Ефрему.

— Сей владыка, заступивший на место Гермогена, ныне один из самых стойких пастырей, страждущий за святую Русь. Еще при первом Самозванце он положил церковное запрещение на жителей Свияжска, присягнувших Лжедмитрию, и те принесли повинную присягу царю Шуйскому. Просить надо владыку, дабы он благословил игумена Савва-Сторожевского монастыря Исаию на владычный стол в Крутицах. Сей владыка и поведет воинство к Москве.

Грамоту выслали от всего Ярославского Земского собора.

Крутицкий владыка Исаия, получив благословение от митрополита Ефрема, прибыл в ополчение под Троице-Сергиевом монастырем.