Александр Антонов - Честь воеводы. Алексей Басманов

Слухи о жестокостях самодержца волнами накатывались на Соловецкие острова. Паломников в святой обители, прославленной чистотой нравов и строгостью исполнения Божественного писания, становилось всё больше. Их не останавливали ни жестокие морозы, ни торосные льды, ни весенняя распутица. Зимой они двести вёрст шли пешком через море, одолевая ледяные преграды. Появляясь в монастыре, падали от усталости и изнеможения, а придя в себя, шли на исповедь к игумену.

Так Филипп узнал о стоянии митрополита Афанасия против царя Ивана Грозного, о взлёте и падении архиепископа Казанского Германа, коему Иван Грозный дал престол церкви, но через два дня после возведения в сан митрополита отобрал. Герман, как и Афанасий, оказался честным и мужественным россиянином и священнослужителем. Он не стал скрывать своего возмущения опричниной. Когда поставили его митрополитом, на первой же Божественной литургии Герман позвал царя Ивана в алтарь и побеседовал с ним с глазу на глаз.

— Ты, богочтимый царь-батюшка, сын мой, дал мне власть церковную. Она же простирает длани и на царскую душу. Потому Христом Богом прошу тебя распустить опричников и печься о животах благочестивых вельмож и достойных россиян. Они же тебе отплатят любовью.

— Вот как накажу всех своих супротивников, так и будет замирение с вельможами, — возразил царь. — Пока же, владыка, не мешай мне творить правый суд.

Герман не уступил царю и продолжал вразумлять-увещевать его иными словами. Он грозил самодержцу страшным судом, «тихими и кроткими словесами его покарующе».

— Тебе, благочестивый царь, нужно печься о спасении души за убиение непорочного князя Андрея Горбатого, за ущемление жизни его сродников.

— Полно, владыка, учить меня царствовать. Не хочу тебя слушать. — И царь покинул алтарь и собор.

Поздним вечером того же дня в палаты митрополита явились Алексей Басманов с сыном Фёдором и иными опричниками. Они вынесли Германа во двор, там упрятали в крытый возок и увезли неведомо куда. Герман был готов к тому, что его ждало, и ни в палатах, ни в возке не издал ни звука.

Расправившись со вторым неугодным митрополитом, Иван Грозный ушёл в созерцание своего внутреннего мира. Однако никакого ликования в душе не было, лишь тревога прорастала всё глубже, повиликой опутывала нутро. Грозный понимал, что долгие распри со священным собором, с архиереями чреваты осложнениями его царствованию. И он велел конюшему Алексею Басманову собрать в Золотой палате московский церковный клир. К приходу архиереев были по-царски накрыты столы, на коих во множестве красовались братины и ендовы [33] Ендова — старинная русская посуда для вина в виде большой широкой чаши с носком или рыльцем. с винами, медовухой и водкой. Когда пригубили хмельного, царь повёл беседу:

— Служители Господу Богу, наша церковь вновь пребывает в сиротстве. Ошибся я, не послушав вас и вознеся на престол церкви Афанасия и Германа. Примите же моё покаяние и вразумите мудрым советом, кому быть духовным отцом не токмо царя, но и моих подданных.

И встал перед царём архиепископ Крутицкий и Коломенский учёный муж Матвей. Поклонился и сказал:

— Государь-боголюбец, на Руси есть достойный род бояр Колычевых. На земском соборе мы их видели числом двенадцать. Да был и тринадцатый, пастырь монашеской обители Соловецкой. Потому говорю: зови в пастыри православной церкви достойного сына отечества Филиппа Колычева.

Иван Грозный вспомнил венчание на царство девятнадцатилетней давности, и эту же Золотую палату, и Филиппа Колычева пред собой, который не поцеловал его руку, а пощекотал бородой. Вспомнил его глаза, смелые и неподкупные, подумал: «Ох, церковники, опять пытаетесь взять меня в хомут. Да уж ладно, уступлю вам в последний раз. А там пеняйте на себя».

Так решилась судьба игумена Филиппа Колычева, будущего шестого митрополита за минувшие годы властвования Ивана Грозного.

В это же время, может быть, чуточку раньше, чем у Филиппа Колычева, ломалась судьба знаменитого воеводы Алексея Басманова. Как благополучно у него всё складывалось в юности! Дядюшка, дворянин Михаил Плещеев, заменил отца, погибшего в польском плену, а его супруга, добродетельная Анна, — матушку, сгоревшую от горя вскоре после гибели мужа. Счастливой порой своей жизни Алексей назвал бы то время, когда познакомился в Старицах с Фёдором Колычевым и приобрёл настоящего друга, когда там же, в Старицах, встретил дворянскую дочь Петра Лыгошина — Ксению. Тогда ведь с первого взгляда, с первого часа Алексей и Ксения полюбили друг друга. Как редко в окружении Алексея встречалось такое, чтобы молодые соединились по любви. Ему повезло. Отец и мать Ксении тоже из любви к своей дочери не искали ей знатного жениха. Она же при красоте своей привлекла бы кого угодно, а ей дали вольно любить дворянского сына.

Вернувшись из Стариц в Москву, Алексей несколько раз встречался с Ксенией во время богослужения в церкви близ Симонова монастыря. Они стояли за спинами её родителей и, забывая молиться, смотрели друг на друга. И при каждой встрече Ксения казалась Алексею всё прекраснее. После седьмого «свидания» Алексей понял, что он не может жить без завораживающей его девицы. И Алексей уговорил дядюшку Михаила и тётушку Анну быть его сватами.

Благословляя на супружество Ксению и Алексея, Пётр Лыгошин строго сказал ему:

— Люби и жалуй наше дитя. Бесценный клад тебе отдаём. Да хранит вас Господь Бог.

Когда состоялось венчание, когда прошло свадебное застолье, на которое Алексей загодя вызвал из Стариц Фёдора, Басманов привёз свою молодую супругу в палаты на Пречистенку. Бездетные Михаил и Анна приняли жену племянника как родную дочь. И началась сладкая жизнь. Так назовёт время медового месяца Алексей уже позже, когда будет лопатить и лопатить короткую, как северное лето, пору жизни с Ксюшей. Их ночи были полны сиянием любви и узнавания друг друга в близости. В черноглазой, со смоляными волосами Ксении таился огонь южанки. Она была неутомима во всём: и в ласках и в страсти. Сильный Алексей любил брать её на руки и нянчил, как дитя, а она, как дитя, играла с ним. И тогда он бежал с нею на ложе, и они впадали в забвение. Они теряли счёт дням, времени. И для них было полной неожиданностью то, что подступило вдруг как гроза, как вихрь, разметавший их. Это было их первое расставание, когда князь Иван Овчина отправил Алексея в Каргополь, якобы спасая его от опалы Ивана Шигоны. Неожиданный отъезд Алексея поразил Ксению, словно стрела птицу в полёте. Алексей был болезненно потрясён тем, как приняла Ксения весть о разлуке. Он утешал её, как мог: