Сергей Мосияш - Федор Алексеевич

— А ты ему сказал, кто она такая и где её разыскивать?

— Сказал, — бесстрастно согласился отец Кунцевич. — Отчего же не сказать-то? Нешто они — друг другу не пара? — Голос иезуита дрогнул как-то особенно, видимо его всего охватил порыв — страстный порыв восторга пред самим собой. И он вдруг заговорил с особенной пылкостью, заговорил не столько для своего единственного слушателя, сколько для самого себя: — Да-да! Разве не пара друг другу эти молодые люди? Сознайсь: я отдал их одного другому… Да, боярин, я сделал это, всех вас перехитрив. Но из этого великое благо произойти может — не для Польши моей, а для вашей же Московии.

— Ну, какое ещё там благо? — буркнул Милославский. — Лаешь, сам не зная что, пёс потрясучий!

Отец Кунцевич будто не слыхал этого оскорбления, на которые никогда не были скупы Милославские, а прежним тоном воскликнул:

— Да-а, великое дело, великое дело! Большой народ погибает в кромешной тьме и уготован аду, преисподней, погибает и должен погибнуть, если только не просветится истинным светом и не воссоединится с великою римскою церковью, склонившись пред властью наместника Христа на земле. Об этом воссоединении и хлопочу я. Ради него и действовал я, ради него вырвал я Агадар-Ковранского из когтей смерти, когда он был болен, и держу его теперь в своей власти, как держат цепную собаку до того времени, когда её нужно спустить на злого ворога.

— Ой, смотри, не спустишь! — выкрикнул захохотав Милославский. — Не хвались заранее…

— Спущу, боярин, когда нужно будет, — твёрдо произнёс иезуит. — Покорен мне князь Василий во всём и жизнь отдаст по слову моему.

— Ан не отдам! — раздался выкрик, и обезумевший Агадар-Ковранский ворвался в покой, где происходила беседа.

Он был страшен. Вся та ярость, которую разожгли в нём Милославские, и которую успокоила было подсмотренная им идиллическая сцена в царской столовой, вдруг вспыхнула в этом легко воспламенявшемся человеке. Признание отца Кунцевича в том, что он сам отдал Ганночку другому, заставило князя позабыть всякое благоразумие. Не, помня себя, он очутился пред иезуитом, и его вид был таков, что даже Милославский отступил прочь в ужасе.

— Окаянные, окаянные! — вопил Агадар-Ковранский. — Что вы сделали оба? Вы оба, как коршуны, терзаете Русь несчастную, и не дорог вам её народ, а оба смеете кричать, что о добре её радеете.

— Ну, полно, полно! — попробовал остановить его Милославский. — Чего ты, князь, так разобиделся? Сделал ли дело своё удачно?

— Сделал, сделал, — словно в забытье, несколько раз выкрикнул князь Василий. — Да так сделал удачно, что никогда вам и во сне не снилось.

— Так вот теперь отмсти за себя! — указал Милославский на иезуита. — Ведь это он — всех твоих бед заводчик. Он тебя на столько времени в смрадный погреб посадил. Кабы не он, так женился бы ты на Агафье Семёновне и жил бы теперь припеваючи. Ну, что ж, вот и рассчитайся теперь, ежели случай выпадает.

Голова князя Василия закружилась. Он выхватил поясной нож и кинулся было на иезуита.

Однако тот давно уже поднялся с кресла и теперь стоял пред ним, бесстрастный, недвижимый, готовый к роковому удару.

— Ну, что ж, — произнёс он, — убей, князь Василий, меня, который тебя от смерти спас! Ну, рази, что ли?!

Что-то звякнуло о пол. Это Агадар-Ковранский выпустил из рук нож.

— Не могу, не могу, — воскликнул он, закрывая лицо ладонями рук.

— Чего там не могу? А ты попробуй! — сильно толкнул его рукой Милославский, а сам взметнул рукой.

В следующий же момент отец Кунцевич грузно рухнул на пол. Князь Василий Лукич вскрикнул, но Милославский, ухватив его за плечи, потащил к двери.

— Брось, не думай! — шептал он ему на ухо, — чёрная собака и без нас кончится. А теперь, ежели ты своё дело сделал, так обоим нам улепётывать надобно.

На другое утро в Большом дворце начался переполох. В покоях, которые занимал бывший учитель царя, Симеон Полоцкий, нашли зарезанного насмерть человека. Это был иезуит Кунцевич. Чья рука поразила его, так и осталось неизвестным.

Солнце счастья сияло над молодыми царём и царицею. Своё счастье они, светлые, любящие, распространяли вокруг себя. Но недолговечно счастье людское, всюду сторожит людей горе, крадётся оно за ними и настигает тогда, когда менее всего ожидают его люди. Не долго оно светило и царю Фёдору Алексеевичу и его дорогой жене, Агафье Семёновне [69] См. роман "Оберегатель". .

1661 год

30 мая — рождение Фёдора Алексеевича, сына царя Алексея Михайловича и Марии Ильиничны Милославской.

1674 год

1 сентября — Фёдор Алексеевич объявлен наследником московского престола.

1676 год

30 января — смерть царя Алексея Михайловича.

Фёдор Алексеевич становится царём.

1676—1681 годы— русско-турецкая война.

1678 год

Проведена общая перепись населения.

1679 год

Введено подворное обложение.

1680 год

18 июля — венчание царя с Агафьей Семёновной Грушецкой.

1681 год

Между Москвой, Турцией и Крымом заключено перемирие на 20 лет. Царь разрешает вернуться из ссылки патриарху Никону, но тот умирает в пути 17 августа.

11 июля — рождение в царской семье сына Ильи.

14 июля — смерть царицы Агафьи Семёновны.

20 июля — смерть младенца Ильи.

1682 год

14 февраля — царь венчается с Марфой Матвеевной Апраксиной; уничтожение местничества.

27 апреля — смерть царя Фёдора Алексеевича.

МОСИЯШ СЕРГЕЙ ПАВЛОВИЧродился в 1927 году в Новосибирске. С 1944 по 1952 год служил в армии. Затем работал на заводе, учился в вечерней школе. Поступил в заочный пединститут. После окончания института жил в Алма-Ате, работал в издательстве. Затем уехал в Гомель, работал на телевидении. Последнее время жил в Кишинёве.

Первая книга вышла в 1956 году, это были стихи для детей. Всего у С.П. Мосияша 16 стихотворных книг и 10 прозаических, среди которых несколько на историческую тематику: «Без меня баталии не давать» — о Петре I, «Александр Невский» — о великом русском князе Александре Невском и другие.

Роман «Великий государь Фёдор Алексеевич» печатается впервые.

ЛАВИНЦЕВ А. И.— псевдоним Красницкого Александра Ивановича — родился в 1866 году в Москве. Начал свой творческий путь как журналист, сотрудничал во многих газетах и журналах.

А. И. Красницкий — автор около 100 романов, в основном авантюрно-приключенского характера. Как правило, это произведения, не претендующие на оригинальность, с широко распространёнными, отработанными сюжетами. В автобиографии писатель сознавался: «Горы, написанного мною вряд ли останутся каким бы то ни было памятником моим». Среди романов, написанных на историческую тему, наибольшую популярность завоевали: «В тумане тысячелетия» (1896), «Гроза Византии» (1898), «В дали веков» (1901), «Сберегатель» (1911), «Царица-полячка» (1911).