Сергей Мосияш - Федор Алексеевич

— Ну а если султан даст мир Польше?

— То королевское величество тебе тотчас об этом объявит.

— А на каких условиях вы согласны заключить мир с султаном?

— На условиях возвращения Каменца и всех завоеваний.

— Но султан наверняка на это не согласится.

— Тогда делать нечего, — вздохнул Пац. — Уступим всё, чтоб республике не погибнуть. Но за это Бог взыщет на вас, пан Тяпкин, на вашем государстве. Республика в отчаянном положении, а вы переманиваете к себе Дорошенко, забираете наши города: Чигирин, Канев, Черкассы.

— Что государь наш принял Дорошенко с городами, пан Пац, тому вам удивляться нечего, потому что царское величество отбирает города и народы христианские не у короля и республики, а из-под ига басурманского, под которое вы их сами поотдали ещё по договорам короля Михайла.

— Но мы вынуждены были, пан Тяпкин, вынуждены, не своей волей, видит Бог.

— Вот и ныне султан вас за горло берёт, тоже станете уступать не своей волей?

— Ну тут мы ещё поглядим, пан Тяпкин, — гетман полуобнял Тяпкина, наклонился к уху, сказал негромко: — Может, как другу, пан, всё же скажет, от кого получил ведомость о наших переговорах?

— Э-э, нет, пан Пац, — молвил Тяпкин, освобождаясь из объятий гетмана. — Сие ни дружбой, ни золотом не продаётся.

— Ф-у-у, невозможный ты человек, пан Тяпкин, надо будет написать в Москву, что терпеть тебя уж нет сил.

— Пишите, пан гетман, разве я возражаю. Я и не такое терплю от ваших сенаторов.

— Паны сенаторы не могли вам обиды чинить, пан Тяпкин, коли король вас жалует.

— Не мне чинили, но моей вере. Когда я обмолвился о наших пленных, которых турки в полон гнали, паны не скрываясь радовались, что-де так им, схизматикам, и надо. И они ж ещё с нами союза ищут. Для чьей выгоды?

Поздно вечером при одной свече (экономии ради) Василий Тяпкин строчил очередное донесение в Москву: «Волохи и молдаване, знатные особы приходят ко мне и говорят, чтоб великий государь приказал силам своим смело наступать на Крым, а когда Бог благословит, Крым возьмут, то все христианские земли, не только Украина, Волынь, Подолия, но и волохи, и молдаване, и сербы поддадутся под высокую руку царского величества...»

Свеча светила едва-едва, Тяпкин, поплевав на пальцы, снял нагар. Немного посветлело. Он продолжал быстро, дабы при лучшем свете поспеть: «Теперь турки в большом числе стоят наготове, куда пойдут — в Польшу или к Киеву — узнать не по чему, только по некоторому тайному согласию у турок с поляками надобно ожидать турок к Киеву, и потому господари молдавский и валахский наказывают, чтоб государство Московское было в великой осторожности...»

Тяпкин насторожился, за окном послышался шорох, он бесшумно встал из-за стола, приблизился к окну. Там никого не было видно, лишь деревья шевелили тёмными листьями. «Помстилось, — подумал Тяпкин, возвращаясь к бумаге. — Пугливее зайца стал».

«...Полякам очень не хочется, чтоб Крым и помянутые земли были под властью великого государя, по причине православной веры, которая тогда бы обняла кругом области Римской империи. Поляки — ненавистники Церкви Божией. Лютеранских и кельвинских костёлов не смеют так разорять, как разоряют и пустошат восточные церкви, потому что за костёлы стоит шведский король и курфюрст бранденбургский, которые об этом в договорах написали. Поэтому здешние православные христиане просят великого государя внести в договор с Польшей, чтобы не было им гонения от католиков».

Поляки не смели задерживать почту резидента, но распечатывать её и прочитывать считали вполне приличным.

И увидев однажды в Сенате Тяпкина в окружении сенаторов, проходивший мимо король гневно вскричал совсем не по-королевски:

— Пан Тяпкин, — и даже палкой застучал о паркет, — по твоим затейным письмам мы до сих пор не можем заключить с царским величеством союз и получить помощь.

— А стоит ли читать эти затейные письма, ваше величество? — отвечал, бледнея, Тяпкин.

Ответ был дерзостен, это вполне оценили сенаторы и тут же истаяли, словно и не были возле русского резидента.

— Да как ты смеешь... да я тебя... — задохнулся в гневе Собеский, но, видимо, вовремя вспомнил о своём высоком статусе, резко повернулся на каблуках, аж взвизгнул паркет, и быстро пошёл, громко стуча палкой об пол.

Тяпкин понимал, что дерзость с королём ему даром не пройдёт. И не ошибся. Вскоре его вызвали к гетману Папу.

— Пан Тяпкин, — заговорил Пац строго. — Вы изволили в ваших письмах в Москву неверно и пристрастно излагать всё происходящее здесь у нас.

— У меня есть глаза и уши, пан гетман. И я пишу моему государю, что вижу и слышу. И впредь буду то ж писать.

— Но мы посвящаем вас во все наши действия ведь не ради вашей личности, пан Тяпкин.

— Знаю, пан Пац, вы посвящаете меня в ваши лукавства, дабы я передавал их моему государю за чистую правду. Но так не получится, пан гетман, я скорее отрублю себе руку, чем обману доверие моего государя.

— Вы потеряли доверие нашего короля, пан резидент, и потому должны немедленно уехать в Варшаву. Король не желает вас видеть в Кракове.

— Ваш король забыл, пан гетман, что я подданный не его, а своего великого государя. И только он сможет меня выслать или отозвать. Пусть король обращается к нему, если он действительно король, а не простой шляхтич.

— Да вы предерзостны, пан резидент, — возмутился гетман Пац. — Так знайте, король хотел отправить вас в крепость, но я уговорил его не делать этого.

— Ну что ж, русский резидент в крепости, это б явилось прекрасным подтверждением его правоты.

— Пан Тяпкин, я заявляю вам от имени короля, что вы немедленно должны покинуть столицу.

— И не подумаю, пан гетман.

— Тогда вас увезут силой.

— Это другое дело. По крайней мере мне дорогу не придётся оплачивать. За королевский кошт я готов.

Тяпкина увезли в Варшаву, забыв, однако, что он не польский подданный. Он тут же воротился в Краков и подоспел в самый раз. Из Седмиградской земли прискакал гонец от польского резидента и привёз условия визиря столь жёсткие и жестокие, что королевскому двору было не до русского резидента.

Условия гласили: «Польша должна уступить Турции на вечные времена Каменец, Подолию, Волынь, Украину, всю по обе стороны Днепра. Поляки не должны вступаться, когда турки будут отбирать города, занятые русскими. Зато султан прощает полякам дань, обещанную ещё королём Михаилом. Пусть поляки скорее высылают комиссаров для заключения мира, пока султан и визирь не вошли в польские пределы, а если войдут, то и на этих условиях не заключат мира».

Два Паца — гетман и канцлер прямо сказали Тяпкину:

— Пиши, скорее пиши государю, чтоб наши войска соединить.

— Что же вы на соединение пошлёте, панови, если вы уступаете султану всё: и свои и чужие владения?